Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

Заканчивалось лето. Жестокие, кровопролитные бои на всех фронтах перемещались на запад. Для москвичей приближались холода и отопительный сезон.

Наше учебное отделение, состоящее из сержантов-фронтовиков, было направлено на заготовку дров в леса, расположенные севернее города Дмитрова, недалеко от деревни Орудьево. Ротных командиров с нами не было, нам доверяли. Старшим был Саша Животнёв, командир нашего учебного отделения. В лесу пилили и возили на грузовых автомашинах на ближайшую станцию полутораметровые заготовки толстых брёвен, варили себе еду на костре, а спали в армейской палатке на солдатских койках. Еды было достаточно, а курсант Лизунов готовил нам из американской тушёнки и местной картошки вкусное блюдо.

В некоторые вечера ходили в дальнюю деревню на танцы. Хотя танцорами мы в то время были никудышными, однако посещать танцы было интересно.

Танцы были каждый вечер, собирали много народа, как из местных деревень, так и работающих на лесоповале. Для танцев был выделен недостроенный дом без дверей и оконных рам, но с чистым полом и скамьями вдоль стен. Освещение было от керосиновой лампы, а музыкантами были гармонист и патефон.

В один из вечеров ко мне подошла девочка в кофточке с широкими, длинными рукавами и в короткой, по тем временам, юбке. Она уверенным, приятным голосом сказала:

– Кавалер, я приглашаю тебя танцевать.

– Здесь темно, много народа, а я плохо танцую, – ответил я, смущаясь и пытаясь ей отказать.

Она подошла совсем близко и почти на ухо сказала:

– Ничего, я тебя научу, главное – шевели ногами.

Затем она смело взяла меня в свои крепкие руки, водила среди других пар и ещё объясняла особенности передвижения ног при фокстроте, танго и вальсе-бостоне. Я старательно передвигал ногами и с трудом запоминал премудрости этих танцев, но был доволен появлением такого учителя. Это был мой первый учитель танцев.

Таких вечеров, при свете коптящей лампы, было всего несколько, и каждый раз Маруся, так звали мою учительницу танцев, уходила домой в сопровождении большой компании девочек, по возрасту ещё не доросших даже до деревенских танцев.

Её команда во всём была верна Марусе и бдительно следила за действиями, поступками и даже за внешним видом своей атаманши. Я обратил внимание, как нежно и аккуратно её причёсывали, убирая прядь волос, постоянно закрывающую правый глаз, превращающую её в одноглазую. Уже на второй вечер все девчонки команды здоровались и прощались со мной персонально.

Ещё я заметил, как маленькие девочки очень хитро устраивали по указанию атаманши различные пакости девушкам из других деревень. Они ловко прицепляли комки колючек лопуха в нужные места своих соперниц, закладывали в туфли и ботинки варёную картошку или шляпки от грибов, наливали воду, а также совершали другие хулиганские проделки.

Кто-то из взрослых сказал, что Маруся настоящая атаманша – у неё свои взгляды, законы и убеждения, будьте с ней осторожны. Я же убедился, что самоуверенности, находчивости и смелости у неё достаточно, чтобы быть командиром или атаманшей, хотя она закончила в школе только девять классов.

Без особого желания, но я ей дал адрес училища.

Примерно через месяц после возвращения из леса, когда у нас была лекция по химделу в самой большой аудитории с крутым наклонным полом и сплошными столами, в аудиторию неожиданно зашёл посыльный и передал записку майору Иванову, а он своим громоподобным голосом выпалил:

– Курсант Мальцев, бегом к дежурному по училищу!

После такого грохота у курсантов пропала дремота, а я был настолько испуган, что плохо соображал и не замечал окружающего. Пока я спускался по лестницам и шёл по асфальту нашей дворовой коробочки, мне казалось, что произошло что-то очень срочное и очень серьёзное.

Подходя к проходной, увидел толпу девочек, должного внимания им не уделил, хотя, увидев меня, они оживились и стали махать руками. Открываю дверь к дежурному и узнаю Марусю.

Она в красивом платье, стройная, с новой причёской, но правый глаз по-прежнему закрыт тёмными волосами. Она возбуждена и даже чем-то похожа на одноглазого пирата.

Старший лейтенант, которому я собирался докладывать о своём прибытии, выглядел также весьма странно. Его новая фуражка, сшитая на заказ, была сдвинута на затылок, лоб был влажным от переживаний, на конце носа висела большая капля пота, кобура пистолета ТТ была расстегнута.

После того как Маруся и её эскорт нашли моё училище, она заявила дежурному по училищу, что немедленно хочет видеть своего жениха, что дежурный должен ей помочь и что на свадьбу она пойдёт приглашать самого Эдика. (Эдиком она называла полковника Э.Г. Василькевича, начальника училища, будущего помощника Василия Сталина.)

Никакие разумные уговоры дежурного на Марусю и её «банду» не подействовали, а наоборот, она стала более агрессивной и решительной. Она объявила дежурного пешкой, извергом, козлом и заявила:

– Если сейчас же не найдёте моего жениха, мы все пойдём к начальнику училища.