Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

Машина съехала с наезженной дороги и остановилась около полуразрушенного дома. Два военврача, шофёр и я вошли в дом и с разрешения хозяев уселись за стол. Я, как молодой боевой лётчик, был в центре внимания. Заботливые, уже в возрасте, врачи решили меня основательно согреть спиртом и салом. Шофёр приготовил закуску, поставил бутыль самогонки и первым объявил тост за авиацию. Без особого удовольствия я был вынужден принять угощение и поделиться с моими добрыми попутчиками всем, чем мог. В том числе и тостами.

Очень скоро мы хорошо согрелись, не без труда заняли свои места в автомашине и поехали дальше. Однако уже через несколько километров не в меру подвыпивший шофёр съехал с дороги в глубокую канаву, и машина перевернулась. Все остались целы, в том числе и мой чемодан. Подъехавшие к нам люди объяснили, что до Понизовья ещё далеко, но если пройти по насту и через речку напрямик, то будет не больше пяти километров.

Мела позёмка, уши мёрзли, но внутри было тепло. Я поправил на груди свой шёлковый шарфик, натянул на голову крепче новую фуражку и пошёл напрямик. Как потом выяснилось, благодаря насту я спокойно прошёл по минному полю и подошёл к речке, а на другом берегу увидел несколько домов и взлетающий самолёт. Этого оказалось достаточно, чтобы я решился перейти реку по тонкому льду. Лёд под моими ногами трещал, но выдержал. На середине реки мне пришлось лечь на живот и, толкая перед собой чемодан, по-пластунски ползти по гладкому, тонкому льду. Так я достиг противоположного берега реки Каспля и полевого аэродрома с самолётами-истребителями Ла-5.

Первое, что мне бросилось в глаза, – это отсутствие на аэродроме капониров для самолётов, щелей для личного состава и маскировки. Самолёты Ла-5ФН стояли сосредоточенно, поэскадрильно. Значит, война вступила в новую фазу, мы выиграли господство в воздухе. Начался третий этап войны!

Уже 4 февраля, после всех дорожных приключений, у меня началось знакомство с новым местом службы, сослуживцами и служебными задачами. С самого появления в штабе полка я был окружён гостеприимством и заботой старших товарищей. Со своей стороны я чувствовал близость и даже родственность всего, что мне попадалось на глаза. Вместо военной, напряжённой обстановки, к которой я привык в начале войны, здесь я чувствовал какой-то домашний уют.

Больше всех мне уделял внимания Пётр Романович Причиненко – начальник связи полка. Он был чисто выбрит, пуговицы его гимнастёрки, звезда на ремне и орден Красной Звезды были начищены и блестели сильнее, чем у других офицеров управления полка. Со мной он был подчёркнуто вежлив. У нас мгновенно установился деловой контакт и доверительные отношения, которые ни разу не нарушались в течение всей совместной службы.

Единственно, что вызывало законный вопрос, – отсутствие у капитана пистолета. Зато, как выяснилось потом, он обладал большим роялем и талантом серьёзного музыканта.

Забегая несколько вперёд, припомню некоторые особенности капитана. Как начальник связи, дисциплинированный офицер и хороший музыкант, он пользовался авторитетом и уважением среди сослуживцев полка. Был заядлым курильщиком. При всех удобных случаях скручивал козью ножку и набивал её табаком.

Помню, что нам выдавали табак марки «Филичевский», пачки которого я часто отдавал Петру Романовичу. Перед сном он закуривал, ложился, засыпал, одеяло начинало дымиться. Мы хорошо знали эту его слабость и, как правило, припасали ёмкость с водой. Его одеяло всегда было с прожжёнными дырками.

Он был честным и порядочным человеком и не мог спокойно относиться к любым проявлениям несправедливости. Так, если старшина выдавал ему кальсоны или рубашку не того размера или с дефектами, он хватал оружие и пытался восстановить справедливость силовым путём. Такая решительность чаще всего у него проявлялась под воздействием спиртного.

Однажды, уже в Литве, он заставил, с помощью автомата, подыграть ему на музыкальных инструментах семью хуторян, так как была нарушена какая-то предварительная договорённость между этой семьёй и капитаном. Семейный оркестр играл всю ночь. Капитан извинялся и каялся, однако спиртное было всегда сильнее его доброго характера.

Его слабости мы знали и всегда были готовы прийти ему на помощь. Ранними зимними вечерами он закуривал, ложился на живот, открывал клавиатуру рояля и очень хорошо играл задушевные мелодии. В такие вечера заходило много офицеров и все с удовольствием слушали настоящую музыку.

Говорили, что этот безногий рояль появился в полку из дома самого Чайковского, потом странным образом исчез, после несанкционированного полкового салюта и прибытия начальства во главе с командующим фронтом на наш аэродром в городе Городок.

Непосредственным моим начальником был Павел Петровский – инженер полка по спецоборудованию. Это был очень порядочный человек, несколько застенчивый и осторожный при выборе оптимальных решений, но решительный при реализации задач по технической подготовке самолётов к боевым вылетам. Пользовался уважением личного состава полка и оправдывал его в условиях фронтовой армейской жизни.