Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

Большую нагрузку в этот период имели лётчики нашего полка, позывные которых остались навсегда в моей памяти: «Афоня», «Вась-Вась», «Валет», «Фока», «Судья», «Сударь» и др. Сейчас начальник связи полка капитан П.Р. Причиненко вращал поочерёдно ручки полевых телефонов в кожаных футлярах и проверял связь с эскадрильями и различными коммутаторами. Связь была устойчивой, телефоны стояли на отдельном столе с аккуратными табличками с перечислением позывных подразделений, частей и коммутаторов. Смуглое лицо Петра Романовича с родинкой около носа было выбрито до белизны. Начищенные пуговицы его гимнастёрки и орден Красной Звезды блестели в полумраке и подчёркивали аккуратность капитана. Некоторое удивление вызывало отсутствие у него на командирском ремне личного оружия, обязательного в то время для всех офицеров.

Он подчёркнуто любезно отдал мне честь и доверительно сообщил, что получено очень важное и срочное задание на разведку, что погоды нет, а командир не может пока принять решение, и поэтому лучше не попадаться ему на глаза.

Отношение Петра Романовича ко мне как молодому офицеру было трогательно-заботливым, что позволило мне быстро войти в служебную колею, сблизиться с офицерами управления и за короткое время понять весь круг достаточно сложных и ответственных обязанностей.

В землянку спустился командир и приказал собрать командиров эскадрилий. Погода не улучшалась, хотя появившийся с картой метеоролог обещал временное повышение облачности и образование окон. Непрерывно звонили телефоны из дивизии и армии, требуя донесений о результатах разведки железнодорожных станций.

Времени на уточнение погоды в районе целей уже не было. После короткого совещания командиром было принято решение, что на разведку полетит командир 1-й эскадрильи капитан И. Хаустов. Капитан отличался от других командиров неторопливостью, небольшим ростом, а также потёртым регланом и орденом Ленина, одиноко закреплённым на его груди. Нужно дополнить, что капитан прибыл в полк сравнительно недавно, на разведку вылетал редко, и поэтому решение командира казалось несколько странным.

Начальник штаба уточнил задание на полёт: провести визуальную разведку движения по железной дороге Витебск – Полоцк, обратив особое внимание на станцию Оболь, где, по агентурным данным, идёт разгрузка войск и техники противника. Результаты разведки докладывать по радио. Сфотографировать станцию Оболь. Вылет – немедленно.

Как обычно перед ответственным полётом, Пётр Романович напомнил позывные наших наземных радиостанций, порядок радиообмена и рабочую частоту. Всё было готово к вылету. На старте, куда мы пришли с Петром Романовичем, уже была развёрнута радиостанция В-100 с питанием от «солдат-мотора».

Самолёт Хаустова Ла-5 с хвостовым номером восемь прорулил мимо нас, резко развернулся против ветра, а лётчик поднял руку, подтверждая готовность к полёту и нормальную слышимость командной радиостанции.

Фонарь закрыт, свечи прогреты, тормоза отпущены. Истребитель, резко набирая скорость и почти не поднимая хвоста, исчезает в сплошной облачности.

Через несколько минут командир запросил Хаустова:

– Восьмёрка. Восьмёрка. Сообщите погоду. Я – «Берёза». Приём.

– «Берёза». Я – восьмёрка. Вас слышу хорошо. Облачность сплошная. Высота 100 метров. Выполняю «Прилив». Как поняли? Я – восьмёрка. Приём.

Голос лётчика в динамике на фоне шумов умформера был разборчивым, но несколько с хрипотцой. Пётр Романович взял у командира микрофон, подмигнул мне – всё нормально, – выдал команду солдату, нажал тангенту на передачу и по всем правилам радиообмена передал, что слышит восьмёрку хорошо.

Командир, ничего не сказав, ушел на КП.

Так как в воздухе был один Хаустов, а он молчал, то в выносном динамике были слышны только лёгкие шумы и трески. Мы напряжённо вслушивались в тишину, ожидая появления сообщения нашего воздушного разведчика. Прослушивая работу лётчиков в воздухе, я знал особенности каждой самолётной радиостанции, предупреждал радиомехаников о неполадках, выявлял необходимость подстройки и часто помогал лётчикам в обеспечении надёжной радиосвязи.

Погода не улучшалась, но стало намного светлее. Динамик по-прежнему молчал. Время текло медленно, начинали зябнуть ноги. Приближалось время, когда на восьмёрке должна загореться красная лампочка, предупреждающая об остатке бензина. Ситуация усложнялась и становилась критической.

И тут в динамике громко и чётко прозвучало долгожданное сообщение:

– Я – восьмёрка. Вижу танки на станции. Много танков. Сделал два захода. Приём.

Пётр Романович, изрядно замёрзший в своей короткой шинельке, подскочил к телефону и сообщил командиру, что Хаустов обнаружил на железнодорожной станции много танков, сделал два захода и сфотографировал цель.

Предварительные данные разведки незамедлительно были переданы в штаб дивизии и далее по инстанции.

К радиостанции не спеша возвратился командир. На наши запросы Хаустов не отвечал. Почему молчит восьмёрка? По хорошей слышимости его сообщения можно утверждать, что самолёт где-то близко. Неужели отказала радиостанция? Где самолёт?