Война грязных искусств

Предстояла ещё более тонкая работа, и её результат зависел только от моего мастерства и сосредоточенности на материале.

Я присел рядом с самым крайним порталом и положил на него правую ладонь. К стене же прикоснулся левой. Затем посмотрел на Грегга. Тот сразу понял, что мне нужна тишина.

Он повернулся к остальным и приказал:

— Тихо все! Фил, тебя это тоже касается!

Пацан мгновенно заткнулся.

Воцарилось напряжённое безмолвие.

Стало настолько тихо, что я услышал, как ветер посвистывает в ржавом остове грузовика, а ведь тот находился на приличном расстоянии. Услышал, как шумит Ронстад за стеной. Услышал, как рвано переводит дыхание Хлоя, скрипит пальцами в кулаках Дарт, а Хинниган нервно постукивает зубами. Услышал, как бьётся моё собственное сердце, вторя ритмичной пульсации кодо в ладони.

Под пальцами нагрелся металл портала.

Теперь главное — не переборщить с нажимом.

Я пропустил через кожу всего три единицы кодо. Потом ещё три.

Тщательно вымеряя силу, я отдал серебряной глазури портала пятнадцать единиц. После чего взглядом охватил ряд кругляшей впереди и прикрыл глаза, чтобы полностью сосредоточиться на контроле материала.

Через минуту я услышал благоговейный выдох Фила:

— Вы тоже это видите, да?.. Он реально это делает?

— Господи, да, — ответила ему Терри.

— Почему об этом ничего не написано в «Исповеди о Пяти Грязных Искусствах»? — принялся сокрушаться Хинниган. — Ну почему?

— Потому что не всё можно прочитать в книжках, — тут же отозвался Дарт.

— Такое мог сделать только по-настоящему великий мастер мутаций, — сказала Джо.

— Пусть даже такой дурной, — добавила Хлоя.

— Теперь я уверен, что порталы сработают, — подытожил за всех Грегг.

Когда материал под моей правой ладонью слегка вздрогнул, я потянул его на себя, поднялся и открыл глаза.

Передо мной на уровне груди в воздухе замерла вереница серебристых кругляшей, связанных между собой толстыми нитями, как пуповинами.

Восьмисотметровая змея из сумрачных порталов.

Её конца даже не было видно — она скрывалась дальше, огибая западную стену.

Моя правая рука держала крайний портал, будто за хвост этой самой змеи, и управляла ею с помощью кинетического эрга. А вот левая рука продолжала соприкасаться со стеной.

Я приблизил ладони друг к другу, и серебристая вереница начала объединяться со стеной. Каменное полотно медленно и покорно вбирало в себя чужеродный материал, скрывая его в своей толще. На сращивание ушло около пятнадцати минут, и за всё это время никто не проронил больше ни слова.

Замерев, все наблюдали за мутацией.

Как только вся вереница порталов слилась с камнем и осталась лишь последняя заготовка — та, что я держал в правой руке — ко мне подошёл Фил.

Он молча положил пальцы на край портала в моей ладони, будто хотел понять, как это — ощущать в себе настоящее кодо. Мальчишка не сводил глаз с места соприкосновения.

Не сбрасывая его руку, я повёл ладонь дальше, к самой стене, и погрузил последний портал в мутировавший камень, специально оставив серебристый бок открытым, чтобы именно через него потом задействовать другие заготовки.

Всё.

Процесс мутации был завершён.

Камень и серебро остыли.

Фил убрал дрожащие пальцы от стены и поднял на меня глаза. В них стояли слёзы.

Он проморгался и выдавил севшим голосом:

— Теперь толщина точно полсантиметра, я проверил. За тобой же надо всё проверять, криворукий. Ты часть глазури на нити пустил, да? Вообще-то, я сразу догадался, но решил убедиться. — Фил посмотрел на стену. — Даже ничего не заметно. Как будто и нет никаких порталов.

— Это для эффекта, — ответил я.

— Может, для эффективности? — поправил меня Хинниган.

— Нет, Клиф. Именно для эффекта.

— Чтобы лэнсомских солдат пробрало от страха, когда сахиры появятся прямо из стены! — подмигнул мне Фил.

Он верно понял мою задумку и улыбнулся, но его глаза остались пронзительно грустными.

* * *

Мы подъехали к воротам Ронстада на автокэбе, но внутрь на машине с гербом лэнсомских карателей въезжать не стали. В накалённой предвоенной обстановке это восприняли бы как чертовски дурную примету.

Автокэб остался у раскуроченных железнодорожных рельсов. Именно по ним я когда-то впервые въезжал в Ронстад. От тех воспоминаний меня мгновенно пробрала дрожь. Казалось, это было так давно, тысячу лет назад. А ведь прошло всего-то полтора месяца.

Я забрал из автокэба свои клинки, закинув ножны на спину, и шкатулку с Печатью.

Мы подошли к воротам с первыми лучами солнца.

Красноватое и жаркое, оно появилось из-за холмов за нашими спинами и окатило светом массивные полотна створ. По ним пронеслось дробное пощёлкивание — сработали запорные механизмы.

По округе прокатилось эхо.

И только сейчас я заметил, что ворота Ронстада украшены ковкой — величественным силуэтом буйвола. Точно такой же символ имелся на той самой Печати, что сейчас находилась у харпага с белой отметиной на лбу, и которую я когда-то упустил.

Ворота со скрипом разомкнулись, деля фигуру буйвола надвое.

В лицо пахнул ветер, смешавший ароматы пороха, свежесрубленной древесины и вихри каменной пыли.