Война и мир. Balkanska verzija.

Прежде всего, мусульманами бошняки[10] были, как мне кажется, плохими. Больно уж не подходит славянскому характеру ислам... Да и приняли они его достаточно недавно, под турками... По сравнению с иноверческим населением, мусульмане получали в Оттоманской империи серьезные льготы, и часть сербов (и, наверное, хорватов) перешла в ислам, изменив христианские имена на мусульманские, и начав использовать в языке несколько турецких заимствований. Но даже теперь, во время войны, из-за которой традиции стали подчеркиваться, в быту мусульманство их чувствовались слабо. Девушки, в основном, одевались свободно (иногда настолько, что у истинно правоверного приключился бы бешеный спермотоксикоз), на стол обязательно ставились маленькие, похожие на медицинские мензурки, бутылочки ракии, женщины садились за стол с мужчинами и не выглядели зашуганными; старшее поколение, конечно, было более традиционным.

от турков они переняли, скорей, неплохие свойства мусульманских народов – простоту в обращении, гостеприимство, отсутствие снобизма, свойственного более (и, как всякое подражание, всегда недо-) европеизированным народам - а еще неторопливость и несколько фаталистический взгляд на мир

получилась – удивительная смесь востока и славянства.

. .

единственное, что раздражало в лагере – это отсутствие возможности уединения, в котором я иногда очень нуждался. Волонтерская комната всегда была забита детьми – и, чтобы собраться и обсудить общие дела, приходилось долго и с пререканиями выставлять всю эту ораву за дверь.

заходили подростки и постарше… Невольно, взгляд останавливался на Винко, невысоком, ладно скроенном хорвате из Ябланицы – он немного знал по-английски, но был неразговорчив, мог долго сидеть в углу, не двигаясь и слушая - я с замешательством почувствовал, что мне почему-то не хочется встречаться с ним глазами, в которых было страшноватое. И, заинтересовавшись, начал исподтишка за ним наблюдать… Потом уже мне объяснили, что, несмотря на свои восемнадцать, он успел повоевать.

и другие, много других - мое знакомство с боснийской географией: «Я из Мостара… Бугойно… Баньей Луки… Зеницы… Приедора… Требинья…  znaš kako je kod nas lijepo?» - и только через двенадцать лет, в Боснии, эти названия обросли домами и улицами…

частым гостем был высоченный, чуть неуклюжий Дарио, из Яйце, ставшего за время войны из смешанного хорватско-мусульманского городка - чисто мусульманским; он проводил у нас, кажется, большую часть дня - поначалу из любопытства и попрактиковаться в английском - а потом приехала Бланка. Бланка, смешливая, с крупным, неправильным лицом, наполовину хорватка, наполовину швейцарка, очень юная - и вызывающая невольную улыбку, стоило ей сказать ну хоть что - вместе они смотрелись умилительно. Скоро Дарио стал оставаться у нас ночевать.

. .

через год, я снова встретил Дарио, заехав в Вараждин по пути в Далмацию. Вид у него был какой-то неуверенный и больной. Я спросил про Бланку – оказалось, она уехала в Швейцарию. И, хотя больше вопросов я не задавал, он, помявшись,  сказал: "Знаешь, мы с Бланкой поженились. Вот, жду, когда она приедет и меня заберет". Было понятно, что это успокаивающая неправда.

... в прищепленном магнитом к стенке холодильника перечне правил было написано, что "Интимные связи с беженцами волонтерам строжайше запрещены". До того мне было непонятно, собственно – почему?

* * *