Война и мир. Balkanska verzija.

Деметрио, профессиональный танцор, красавец, наполовину итальянец, полу-аргентинец, занимавшийся в лагере спортивным кружком – дети ходили за ним, приоткрыв рты от любопытства, восхищенно хихикая над картинной романской грациозностью – на самом деле простой, душевный, слегка насмешливый парнишка из новостроек Неаполя – легко сошедшийся с лагерными подростками, про которых он говорил: «И чего это они их себя строят? Я ж вижу, что это нормальные домашние детишки… Попали б они к настоящим уличным браткам – я б на них посмотрел…».

 

 

Джанис, Калифорния, Сан-Франциско – до смешного оправдывающая все связанные с этими названиями представления - так, что когда выяснилось, что она еще и лесбиянка вдобавок, я начал исподтишка веселиться. Джанис умела заразительно хохотать и была весела американской жизнерадостностью, успешно размноженной Голливудом шестидесятых – впрочем, не раздражала

голландец Кун…  притаившаяся в уголках губ улыбка и блеклая европейская доброжелательность, подходившие его блондинистому, неопределенному лицу – признаться, Куна я недолюбливал, пади теперь пойми почему

датчанка Хелле, с которой мы вместе приехали в Вараждин, смешливая толстушка с веснушчатым скандинавским лицом с утяжеленной нижней челюстью  - жизнерадостная, неглупая

Вероник – ага, my sweetie – добрая, немного угловатая… Интересно, что с ней сейчас? Думаю, так и работает с детьми, в скучной Бельгии или каком-нибудь Мозамбике – l’assistante sociale, это ей действительно подходило.

Хульетта – мексиканка, студентка сербско-хорватского языка… От которой, через двенадцать лет в памяти не осталось – ничего…

Бланка…

я.

… маленькая комнатка и восемь человек, живущих в ней, скученно, месяцами, среди беженцев от войны – добровольные беженцы от мира.

* * *

через два месяца, когда истек срок моей договоренности с сунцокретовым начальством, я засобирался переменить место работы. Никто меня особо не удерживал: то, что я мало подхожу для работы с детьми, было очевидно не только мне.

в Пакраце, мы, вроде бы, договорились с Джен, что они вызовут меня, как только станет возможно набирать новых волонтеров. Выясниться это должно было через месяц. Пока же, я провел одну неделю в загребском NEXUS’e, пытаясь понять куда деться – и проработал оставшиеся три, за еду и ночлег, на ферме в еще одном, и диковиннейшем, проекте – три чокнутые голландские феминистки решили показать на своем примере деревенским женщинам, что, выращивая на огороде овощи и продавая их на рынке, они смогут обрести финансовую самостоятельность от мужей (злобных тиранов, естественно). Все это слишком забавно, чтобы рассказывать вкратце – но, все таки:

голландки стоят около забора, увлеченно объясняя соседкам при помощи нескольких скверно заученных хорватских слов: “Mrkva, kupus, jaja – je dobro! Muži – nije dobro!”[11] – под дружное хихиканье опершихся о забор деревенских тетушек: “Ma jebi ga… u stvari… tako je! Nema muža bez jaja!”[12] – я стою в стороне, давясь неполиткорректным смехом…

   голландки в деревне, разумеется, всем страшно нравились.

. . .

через три недели я съездил автостопом в Пакрац (блокпосты с дорог были уже сняты) – чтобы узнать,  что новые волонтеры все еще не нужны…

денег у меня не было. Жить тоже было негде. И, проведя с Вероник напоследок неплохие три дня на Крке, я, взяв у Куна железнодорожный билет, лишний ему по какой-то причине, еду в Будапешт, откуда, легко, автостопом, до украинского Ужгорода…

где покупаю на последние тринадцать долларов плацкарт до Москвы… заполненный запахами распростертых в духоте тел, жирной пищи, шуршанием оберточной фольги и смачным малороссийским говором… крутя в тамбуре самокрутки из купленного в Шибенике развесного табака… рассматривая подаренные на прощанье Вероник черно-белые вараждинские фото… впроголодь, денег на еду уже не было - и в несколько разочарованном состоянии ума.

а, впрочем, летом и в России неплохо, думаю я, проезжая уже вспенившиеся молодой зеленью подмосковные дачные пригороды…

* * *

и, чтобы закончить с этим:

а августе, вернувшись в Питер после месяца в карельских лесах, в совсем другом, неторопливом и таком… убаюканном настроении, я вдруг краем глаза улавливаю в стоящем в углу и бормочущем ерунду телевизоре что-то знакомое… и, следующие несколько дней удивляю друзей странным интересом к последним известиям…

. .