вышедший, не торопясь, навстречу черногорский пограничник-толстяк оказывается братьям кумом, и они сначала стоят, покуривая, обсуждают родственное – а потом садятся за стоящим прямо за пограничной будкой столиком, отметить возвращение на родину и воссоединение с кумом бутылкой сливовицы…
а мы идем в кафе и заказываем себе по омлету, удивительно, после Боснии, дорогому... В кафе висит флаг – двуглавый орел на красном. Портрет президента. В углу бормочет телевизор: в Черногории
. . .
через час, снова: ночь, скорость, узкая дорога, горы. Пивское озеро где-то внизу.
Напившийся сливовицы Зоро выкидывает совсем уж дикие штучки – вихляет на скорости джипом из стороны в сторону, идет на таран на скалу на повороте, в последний момент выруливая – и, видя наш испуг, снисходительно посмеивается: «э, да я на этой дороге каждую колдоебину знаю!» …
огоньки маленького городка Плужине…
«Ну, давайте.
Большое спасибо. Все передадим.
. . .
Первый черногорский город отличается некоторой, э, легкомысленностью – в окруживших озеро трех-пятиэтажках ярко горят огни; синеватая подсветка заливает здания; из невидимых кафе и просто открытых окон грохочет музыка; слышны громкие мужские голоса и взрывы женского смеха. С балкона дома склонилась женская фигурка: кажется, ей нехорошо.
постояв-посмотрев-сходив на заправку набрать в бутылку воды - мы проходим с километр по огибающей город дороге, карабкаемся в гору – и находим почти ровную площадку меж густо разросшихся по склону деревьев –
каштанов, как выяснилось – разбросавших повсюду колючие шарики, спрятавшиеся в листве и протыкающие спальник, стоит повернуться на другой бок…
за лесом желтеют окна дома. По дороге проезжает машина, хлестанув нас белым светом, мгновенно пересчитавшим черные силуэты деревьев; потом еще она… Тишина… Взрыв хохота идущей по шоссе внизу парочки.
собрав ветки, я пытаюсь сварить чаю – но разгоревшийся огонь идет вглубь, по листве, и мне приходится вылить почти всю бутылку, чтобы сухой как порох лес не загорелся…
а, черт – надо спать.
… спустившись вниз, я сразу же понял, что сегодня мы уедем легко и быстро: обочина хорошая, машин не много не мало, самый раз…
и, не разобравшись, случайно остановил белый микроавтобус, оказавшийся маршруткой до Никшича – ну, ладно, значит, так. В маршрутке было тесно, душно и полно унылого вида теток, и я с раздражением думал о оставленном более удобном и интересном способе передвижения. Правда, за окном было хорошо.
горная, серединная Черногория – кажется, тут почти ничего не менялось последние лет двести. Среди довольно скудных лугов и высоких каменистых гор паслись овечьи стада, надзираемые отрешенного вида пастухами. Деревни были пыльными, запущенными и тоже такими, умиротворенными – наверное, в домах в стеклянной тишине жужжали мухи. Даже обычные для Черногории горы мусора пока не кидались в глаза.
Никшич (где мы сели на автобус до Подгорицы, окончательно поверив, что теперь вот - так) тоже ничем не огорчил взгляда, в другое время я бы с удовольствием там полазил…
Подгорица: унылая советско-капиталистическая тоска с недо-небоскребами;
электричка до Сутоморя.
а ведь рассказывали же нам, что где-то у албанской границы громадные песчаные пляжи, речки с питьевой водой и острова! А мы поперлись в знакомое Сутоморе…
наверное, от усталости. Хотелось уже пожить спокойно несколько дней на море, и лень было бегать с рюкзаками и искать место. Еще одной ошибкой было то, что до нашего старого места мы решили не идти, больно далеко – а полезли в гору, на разведку – и, действительно, разыскали в пяти минутах подъема ровную площадку, спрятанную среди кустов так ловко, что ниоткуда не видать, и дров было нормально; короче, все б хорошо
но наутро стало понятно, что тени, достаточной, чтобы защитить нас на этом склоне – гигантской сковородке, мощно поджариваемой небесными чертями – местные невысокие кустарники не дают. Купание тоже не спасало: на пляже было скучно, а, если быстро окунуться и подняться вновь по каменистой тропинке, подлезая в нескольких местах под колючие кусты – то назад в лагерь приходишь ровно в таком же изгвазданном жарой виде, в каком он был покинут; в общем, несколько наших последних дней оказались непростыми. А ночью – ночью начиналось самое интересное: как только садилось солнце, появлялись комары, какой-то особо паскудной разновидности – от которых, наверное, можно было бы спрятаться, закутавшись в спальник, но скоро становилось так жарко и потно, что поневоле приходилось из него высовываться, подставляя лицо и плечи сотням садистских мучительных буравчиков…