«Здравствуй, товарищ!» (ну почему по всей Восточной Европе уроки русского языка начинались с этой идиотской фразы!?!). Я спасаюсь, переходя на сербский, и минут пять мы разговариваем за дружбу, потом нам советуют заправиться на этой стороне – Сербия под санкциями, проблемы с бензином; зовут «на кафу» -
«
в отличном и несколько торжественном настроении мы подъезжаем к табличке
но там нас встречают куда спокойней: взглянув в паспорта и расспросив, с какого это перепугу мы с французскими номерами, пограничники уходят куда-то звонить, и потом возвращаются...
«
кажется, наш героический замысел сорвался…
2 часа ночи. Мы едем назад, на запад, и очень хочется спать. Дорога узка и плохо освещена, за окном спящие деревни или поля – подходящих съездов не видать.
на околице одной из деревень стоит кто-то с поднятой рукой.
„Смотри, автостопщик! Останавливаемся!“
проскочив на скорости мимо, тормозим.
„
совсем молодой парнишка лет семнадцати, кажется, очень удивлен тому, что остановил посреди ночи непонятно кого. Под глазом у него нормальных таких размеров фингал.
„Да это я... с дискотеки, короче...“
С дискотеки – понятно. Молчим... Похоже, разговаривать он то ли опасается, то ли просто не особо умеет. Ладно, едем дальше.
через какое-то время мне приходит в голову спросить:
„Слушай, а где у вас можно переночевать? Не в гостинице, а так? Лесок какой около вашей деревни есть?“
„Ночевать?... Можно... Вон у нас за деревней на холме... Ночуйте...“
Вообще-то, я надеялся, что он позовет к себе, но, видать, родители заругают. Ну, холм, так холм.
Высадив парня в деревне, мы пытаемся найти обещанный холм, но теряемся в темноте – и, в конце концов, ткнувшись в какой-то съезд, попадаем на поле. Ни деревца, ни тени на утро, но – все. Сил больше нет. Мы молча разбираем спальники, находим восток, откуда с утра встанет солнце – я заранее прячусь от него за машиной – Алик ложится внутри - а Бабаджян ставит над головой раскрытый зонтик - изобретение, которым он чрезвычайно горд…
просыпаюсь я от звука голосов – невнятный бубнеж – лежу какое-то время, надеясь, что скоро уйдут (спать после вчерашнего хочется ужасно) – но голоса не стихают, и я заставляю себя встать – черт бы подрал любопытных пейзан…
около машины стоят трое, и смотрят на нас (а картинка престранная – вокруг машины барахло, выброшенное из машины вчера в поисках спальников, ящик с продуктами – а чуть в стороне зарывшийся носом в спальник Бабаджян с нелепо веселеньким зонтиком у головы). Смотрят так - и ничего не говорят.
«
Один из мужчин неуверенно кивает, остальные продолжают мрачно смотреть…
«
«А чего не в гостинице?», наконец открывает рот один из них.
«А мы… это… гостиницы не любим!»
«Не любите, ага».
молчание.
так, надо что-то делать.
«А не скажите, где тут у вас в селе можно домашней ракии купить? Любим, значит, сербскую ракию!»
общее оживление.
«Ракию? А, да, ракию можно. Пойдешь вон в селе третий дом налево, спросишь деда Николу.
«
Помедлив, они уходят. Залезть, что ли, обратно в спальник? Нет, все-таки странные они были какие-то… И я решаю разбудить остальных и побыстрей убраться от греха.
Разбудить – ага, как же! Я долго тормошу два тела, стонущих, бессвязно бормочущих и пытающихся заныкаться от меня (навязчивого несчастья) в спальники поглубже…
посмотрев же случайно назад, в сторону деревни, я понимаю, что предполагаемые неприятности приближаются – виде двух профессионально крепких мужчин, в сопровождении толпы мужичков похлипче.
«
Я начинаю снова объяснять – про совершенно благонадежных русских, которым необходимо было переночевать - но тот, что начальственного вида, обрывает меня, протягивая руку:
«
Я достаю из бардачка паспорта и протягиваю. «А еще нам бы ракии…»
полистав паспорта, и показав остальным обложки с двуглавым орлом, он возвращает их, и говорит, уже вполне дружелюбно:
«Больше глупостей не делайте. Постучались бы в любой дом, вас бы пустили…»
«Да поздно было, не хотелось будить…»
«А мы-то думали, вы мусульмане, пришли на свое кладбище. Хотели вас маленько… это… побить».