Война и мир в отдельно взятой школе (роман-буриме)

Глава 11 Плоды просвещения Сергей Лукьяненко [22]

Выбравшись из машины, Лубоцкий бросился к Лизе.

Как ему удалось выскользнуть из старого полицейского «форда», он в общих чертах понимал. Беспокоился лишь о том, что успела написать Лиза и позаботилась ли о себе.

В машине, где двое полицейских, таких же карикатурно ненастоящих, как и схватившие его, — только эти были не толстый и еще толще, — а худой и болезненно тощий, держали Лизу, происходило какое-то мельтешение. Плясали в воздухе Лизины руки, крепко сжимающие блокнот, худой полицейский, перегнувшись с переднего сиденья, рвал листы из рук девочки, а доходяга за рулем только верещал, держась за оцарапанное лицо.

Андрей рванул дверь машины — ура, не заперта! И со всего маху влепил худому полицейскому по голове. Тот сразу отпустил Лизу и втянулся обратно на переднее сиденье, словно дождевой червяк во влажную землю.

— Лиза! — Андрей рывком выдернул ее из машины вместе с блокнотом.

Девочка еще продолжала по инерции отбиваться, и Лубоцкий понял, что у нее закрыты глаза. Времени приводить подругу в чувство не было — он обнял ее, подхватил на руки (как все-таки хорошо, что он такой большой, а она такая мелкая, компактная) и побежал по переулку.

Накачанные годами тренировок и семью поколениями предков-физкультурников мышцы не подвели. Хорошие гены, усердные тренировки и протеиновые коктейли позволили Лубоцкому умчаться от дуба и поверженного манекена так легко, словно он был героем комиксов. Лишь мелькнуло обалдевшее лицо Безносова, рядом с Петром стояла Оля, спокойно отряхивающая ладони. И всё — был Лубоцкий с Дейнен и нет его, лишь аромат пены для ванны «Адам и Ева» остался в воздухе.

Несколько секунд вокруг дуба царила мертвая тишина.

Потом Петя схватил Олю за руку, все еще испачканную кирпичной крошкой. Прошептал:

— Ты что? Это же полиция!

Оля задумчиво посмотрела на разбитое стекло полицейской машины, где двумя вялыми грудами мяса и жира шевелились несоразмерно крупные люди в форме. И сказала:

— Так было надо. Но ты прав, да. Пора валить.

В свою квартиру (Петя и сам не понял, в какой момент стал легко и просто думать о ней как о своей, начисто забыв прежнее жилье, да и маму, честно говоря) они с Олей ехали неожиданно долго. Похорошевшая за последние годы Москва выкатила перед ними все пробки, какие только нашла, — и в переулке, где снимали асфальт и клали плитку, и на бульваре, где меняли старую плитку на новую, и на улице, где сдирали плитку и клали асфальт.

Но Петя, который по причине таких вот дел предпочитал перемещаться на своих двоих, сейчас был рад задержке.

— Ты уверена, Оль? — спросил он. — Что мы… ну… брат с сестрой?

— Да, — не изменившись в лице, ответила она.

— Я ведь в тебя был влюблен, — сказал Петя. — В детстве. Помнишь, когда ездили в Крым?

— Помню, — кивнула Ольга. — Ты был смешной мальчишка. Я видела, что ты с меня глаз не сводишь.

— Почему я ничего не почувствовал, если ты моя родная сестра?

— А почему ты на меня пялился, если знал, что я двоюродная? — отрезала Оля. — Лучше скажи, отчего эта кукла была на меня похожа? И зачем полиция схватила твоих приятелей?

Петя пожал плечами:

— Встречный вопрос: ты зачем в полицейских кирпичом кинула?

Некоторое время Оля обдумывала ответ. И честно призналась:

— Это был совершенно инстинктивный, ни на чем не основанный поступок. Я вдруг поняла, что должна это сделать.

— Что-то очень много стало вокруг ничем не обоснованных поступков, — вздохнул Петя.

Дальше ехали молча.

В подъезде консьерж посмотрел на них каким-то особенным взглядом. И, открывая дверь старинного лифта, произнес:

— Ваши друзья только что поднялись.

Петя и Ольга переглянулись. Почему-то даже сомнений не возникло, кто успел их опередить. Из лифта они кинулись к двери, едва не отталкивая друг друга, Петя достал ключи, но дверь была не заперта.

А в квартире царил полный разгром!

Пахло догоревшими дровами — камин недавно топили. Повсюду валялись влажные полотенца, кто-то явно второпях вытирался и не озаботился повесить их на сушилку. Сладкий аромат пены для ванны щекотал ноздри.

Еще пахло коньяком, и встроенный в дубовый буфет бар был открыт.

Лубоцкий сидел на краю потертого кожаного дивана и пытался влить в рот Дейнен коньяк из кофейной чашечки. Лиза лежала с закрытыми глазами, мертвой хваткой сжимая блокнот с Коньком-горбунком.

— Мальчик, вы давно пьете коньяк по утрам? — спросила Ольга сурово.

— У нее шок, — ничуть не удивившись и не смутившись их появлению, ответил Лубоцкий. — Я слышал, что коньяк надо дать.

— По мозгам вам надо надавать! — Ольга отобрала у него чашечку, понюхала, удивленно качнула головой и залпом выпила коньяк. — Ничего себе… нектар… Тащи мокрое полотенце! Только выжми! И лед!

— И шампанское, — мрачно сострил Петя. — Что с ней? Полицейских испугалась?

Метнувшийся было на кухню Лубоцкий остановился и продемонстрировал синяки на руках.

— Полицейских? Видал, чтобы полицейские хватали несовершеннолетних, били дубинками и кидали в машину?

— Ну… — Петя запнулся. — Если подумать… Вы что, драться с ними начали? Или убегали?