Война и мир в твиттере

– Мы с Джеком закончили эту войну в «Твиттере». Начинать ее было в принципе не самой лучшей идеей, но потом она перешла на личности, и мы закончили ее. Однако тебе было жизненно необходимо написать еще один глупый, жалкий твит, правда, мама?

– Никто не просил тебя переходить на личности, я и говорила тебе, что не надо…

– Но причина это войны была личная, мама. Как для меня, так и для тебя, потому что «Мамины тосты» встали у тебя на пути не случайно, верно?

Мама скрестила руки на груди, в этот момент она выглядела так, словно с трудом сдерживала гнев. Она поджала губы, ее взгляд сверлил пол, и, когда стало ясно, что немедленного ответа не последует, я продолжила говорить:

– В любом случае более личной эта война уже не станет после того, как брат Джека ответил на твой твит моей фотографией, которая теперь покоряет интернет. И это настолько ужасно, что я рада, что меня отстранили от занятий.

Это определенно привлекло ее внимание.

– О чем ты говоришь?

Я взяла свой ноутбук с другого конца кровати, где я его оставила, и открыла браузер с дюжиной оставленных вкладок с мемами, постами с «Тамблера» и несколькими сайтами, которые стали настолько глубоко копаться в нашей личной жизни, использовав даже старые фотографии с аккаунта Пейдж на «Фейсбуке», что от этого было просто мерзко. Мама села на край кровати, и я наблюдала, как она просматривает все это, и испытывала садистское наслаждение от того, как на ее лице угрюмость сменяется шоком.

Она закрыла ноутбук и положила на него руки.

– Я должна спросить. Ты правда пьяна на той фотографии?

– Господи, мама. Конечно же нет. Это было пищевое отравление.

Она кивнула, и я знала, что она верит мне. Потом она посидела какое-то время неподвижно, обрабатывая полученный шквал информации. Я видела на ее лице знакомое выражение, которое говорило о том, что проблема есть и она пытается найти способы ее решения, но оно не задержалось надолго. Потому что мы обе знали, что мы ничего не можем с этим поделать.

– Я уверена, это забудется через…

– У меня на телефоне голосовые сообщения от национальных издательств с просьбой прокомментировать эту ситуацию, мама. Это никогда не закончится.

Наступил шаткий момент, когда могло произойти что угодно. Мы не привыкли ссориться, поэтому ни у одной из нас нет сценария, которому нужно следовать, нет очевидных движений, по которым можно определить следующее. Но меньше всего я ожидала, что она просто решит встать и выйти из комнаты.

– И куда ты собралась?

Она замерла в дверях. Мама стояла ко мне спиной, но, чтобы ответить, повернула голову так, что я увидела часть ее подбородка.

– Поговорить с твоим директором, чтобы он отменил отстранение, пока оно не попало в твое личное дело.

– Но, мама…

– И когда я разберусь, что происходит там… Нам надо будет поговорить.

Затем она полностью развернулась, такая же жесткая, как когда ей приходилось иметь дело с Пейдж. И это ранило сильнее всего.

– Ага. Поговорим позже, Ронни.

Это, пожалуй, был худший, но самый эффективный удар, который я могла нанести ей. Обычно мама настолько невозмутима, что даже не вздрогнула, когда ее чуть не сбило такси. Но это прозвище, кажется, ударило ее в то место, которое ей никогда прежде не приходилось защищать.

Она вылетела за дверь быстрее, чем я успела заметить, насколько сильный урон я ей нанесла, оставляя меня наедине с ноутбуком и бесконечным потоком фотографий меня, блюющей в различные явления поп-культуры.

Минут десять я сидела неподвижно. Мне нечем было отвлечь себя от боли и гнева – я не могла позвонить Пейдж. Я не могла пойти в школу. Я вообще никуда не могла пойти, чтобы избавиться от этих чувств. Я внезапно почувствовала, что мне просто необходимо сходить хоть куда-нибудь.

Я скинула одеяло, натянула старые джинсы и футболку с мультяшными пончиками, которую когда-то утащила у Пейдж, старую пару кроссовок и затянула волосы в хвост. Я вернулась к прежней себе, которой я была когда-то давно, и этот вид меня в старой одежде позволил ненадолго все отпустить: бесконечную домашку, поступление в колледж, уведомления в «Твиттере» и тупые мемы.

Но чего я отпустить не могла, так это маму, которая просто ушла, когда я пыталась донести до нее, что мой мир рушится.

Что ж, если она позволила себе уйти, то же сделаю и я. Я схватила кошелек, ключи и проездной, который Джек недавно уговорил меня купить. Было только одно место, куда я хотела бы пойти, которое по совместительству было последним местом, где мне следовало появляться.

Джек

Я действительно гребу награды лопатой. Началось все с Худшего Псевдодруга по Переписке на Планете, продолжилось званием Худшего Лучшего Друга в Галактике, и сейчас я получил высшую награду за Худшего Сына/Внука в Известной Вселенной и Каждой Другой Бесконечной Реальности.

Я должен извиниться перед таким количеством людей, что даже не знаю, с чего начать. Кажется, словно в уголке моего мозга начался пожар, и вместо того, чтобы потушить его, я застыл и смотрю, как он расползается и охватывает все пространство.