Война и потусторонний мир

– Ах вот что вас кипятит? Так они погибли бы и без моей помощи, мертвая сталь или живая – не все ли равно? Разве на войну идут не за смертью?

– На войну идут за победой.

– Вы имеете в виду – за славой? – разочарованно протянул Кощей. – Так я вам скажу, что вас всех наградили – посмертно. Теперь вы довольны? Ну? – Он хлопнул себя по колену. – Скажите лучше, отчего вы не едите? Разве вы не голодны?

В животе при этих словах тоскливо сжалось. И вправду, захотелось этих воздушных кремовых пирожных до зубовного скрежета, до странной, необъяснимой страсти. Словно не было во всем мире ничего прекраснее: божественный нектар, амброзия, пища богов – вот какие это были пирожные, только о них и думалось, только о них и мечталось, и что было проще – протянуть руку и…

Нет, нет, нельзя, борись, Александра! Гони чужие мысли из головы, а чужие желания из тела. У тебя крепкая воля, это папенька всегда твердил, вечно сетовал, что ежели тебе что втемяшилось в голову, никакими розгами не переубедить, так противься же чужому приказу, сражайся! Мысли о старом князе Волконском, несгибаемом князе в суворовских наградах, о добром, хоть и строгом отце в зеленом бархатном халате придали сил бороться. Вспомнилось теплое прикосновение рук, запах пороха и конского пота, хриплость смеха, свобода скачки…

– Ну же, берите, – подбодрил Кощей, перебивая дорогой образ. – Я ведь знаю, вы сейчас отдали бы жизнь за это пирожное.

Александра села прямее.

– Жизнь, но не честь.

– Честь, – хмыкнул Кощей, откидываясь на стуле, и добавил с удовольствием: – Шелуха. – Помолчав, он принялся дергать пропитавшийся кровью платок на ладони, и взгляд его заострился. – Ну да это все слова, а их мне довольно и от сына, поговорим о другом. Я буду с вами откровенен, корнет, у меня к вам дело. Три года я вел войну с чудовищем. Оно свело с ума мою жену, отобрало у меня царство, разграбило казну, убило тысячи солдат и принудило к унизительному миру. Но ему и этого оказалось недостаточно, теперь оно требует заложником моего единственного сына. У меня нет выбора – я вынужден отдать Константина ему. Ей, – он фыркнул, – императрице. Я, признаться, смирился с позором – и вдруг вы. М-да… судьба, не иначе.

Александра некоторое время молчала, пытаясь понять значение его слов, а поняв, загорелась.

– Я… я не могу… я не могу жениться.

Кощей влажно и болезненно рассмеялся.

– Вряд ли Иверия заинтересуется безусым корнетом, пусть даже и живым. Нет, от вас потребуется другое…

Раздалось мерное цоканье трости, и Александра сжалась, уже зная, кто сейчас покажется в дверях. Она не ошиблась. Мгновением позже Марья Моровна зашла в кабинет, подметая ковер подолом черной амазонки. Остановившись напротив кресел, она глубоко поклонилась.

Кощей повернулся лишь в полголовы:

– Достала?

– Да, оно со мной, – начала Марья Моровна, но замешкалась, заметив Александру.

Взгляд ее пронизывал, щупал, словно пальцами. Хотелось сбежать или, по крайней мере, крепче прикрыться.

– Показывай, этот не страшен, – отозвался Кощей. – Более того, именно он мне и поможет.

Марья Моровна склонилась к его уху и зашептала. Кощей молча выслушал, а кинув удивленный взгляд на Александру, негромко хмыкнул.

– Это дела не меняет.

Он махнул рукой, и Марья Моровна заметила платок на его ладони. Лицо ее тут же исказилось, она бросилась к столу и схватилась за графин с водой.

– Оставь, мне лучше, – сказал Кощей.

– Кто посмел? – рявкнула Марья Моровна, рыская глазами, и тут же с ненавистью уставилась на Александру. – Ах ты, живое мясо! – Она замахнулась тростью.

– Оставь, Мари. – Голос Кощея прозвучал свинцовым. – Оставь, я же сказал, что он мне нужен. Хочешь нарушить мои планы?

Немедленно опустив трость, Марья Моровна склонилась перед Кощеем.

– Прости меня, я только забочусь…

– Прощаю. Отдай мне, что ты достала, и иди.

Из поясного мешочка Марья Моровна вынула крошечную шкатулку, украшенную изображениями зайца и утки, но уходить не спешила. Дождавшись, чтобы Кощей подал руку, она бережно поцеловала выпирающие старческие костяшки, а потом и место, скрытое платком. Кощей терпел, и только самый уголок его рта тянулся книзу.

– Ну иди, иди, обсудим позже, – сказал он наконец, отнимая руку.

Когда Марья Моровна вышла, закрыв за собой двери, он подсел ближе.

– Итак, сударь, вы будете свадебным подарком. – Приложив перстень к крышке, открыл шкатулку. – Подарком с секретом. Вы прибудете в столицу вместе с моим сыном, а как только увидите императрицу… – большим и указательным пальцем он достал со дна хрустальное яйцо, внутри которого, переливаясь в прозрачных гранях, парила, словно подвешенная, тончайшая железная игла, – вы вонзите это ей в сердце.

Александра содрогнулась.

– Я не пойду на это!

– Ах вот как? – Кощей подался вперед и снова схватил Александру за шею, да так быстро, что она не успела отпрянуть. – Я мог бы оставить вас себе, – громко шепнул он в ухо, стискивая, перебирая пальцами под челюстью, – высасывать, брать вашу силу и греться… греться, пока в вас не иссякнет живое пламя… – Выдохнув холодным в висок, он добавил шершавое: – Сударыня…