Война и потусторонний мир

– Порошок заставил бы его появиться на ваш зов – заставил бы, понимаете? вот насколько велико было его доверие вам! Но заговор имеет силу лишь в пределах одного царства. И если Егор не появляется – значит, он уже за кругом моей власти.

– Так быстро? Как это возможно?

– В рыбьей ипостаси Егор имеет свои пути. Знает подземные воды, может пересекать границы. – Она выправила спину, будто готовясь выстоять сильный ветер. – И все же невидимым он становиться не умеет, тем более не может скрывать свою силу. А значит, его заметят. Заметят и перехватят.

– Это опасно?

Иверия поджала губы.

– Мой наследник – слишком большой соблазн для любого недовольного соседа.

– Одно ваше слово – и я отдам приказ о перехвате, ваше величество, – подал голос Лонжерон. – Известно ли, какую он выберет дорогу?

Иверия задумалась.

– Лихие земли закрыты, значит… рискнет плыть через бесовское княжество… – Она сняла перчатку, с усилием потерла лоб над самой бровью. – Или свернет на Урал, через Медные горы? Нельзя предугадать… Но рано или поздно он доберется до Мертвого царства. И если Анна Анчутовна и Малахитница станут использовать его в своих интригах, то когда он попадется Кощею…

– Так мне распорядиться о поисковом отряде?

Иверия подняла голову, взгляд ее вспыхнул.

– Нет, нет! Никто не должен знать об исчезновении Егора, я никому не доверяю в этом деле, никому, слышите, граф?

Лонжерон подался вперед. Сдержанное лицо его осветилось возможностью оказаться полезным.

– Ваше величество! Тогда позвольте, я отправлюсь сам, скрытно. Я отыщу великого князя, где бы он ни находился!

– И что вы сделаете, когда его найдете? – Иверия медленно покачала головой. – Вы же читали письмо, он принял решение, он не намерен возвращаться. Как вы заставите его прислушаться?

– Я мог бы… – начал Лонжерон и осекся, впервые задумавшись, как именно он мог бы задержать наследника престола. – Я мог бы…

Иверия смотрела исподлобья, выжидая, посмеет ли он сказать глупость, и тем самым еще сильнее заставляя его теряться. Вконец смутившись от досады, что сам себя загнал в ловушку, Лонжерон торопливо закончил:

– Я мог бы объяснить великому князю, что своим отсутствием он причиняет вам великое беспокойство.

Иверия дернула уголком рта.

– Великий князь прекрасно знает, что он мне причиняет. – Она наконец разжала кулаки и встряхнула руками. – Нет, граф. Боюсь, здесь не справиться никому, кроме князя.

Петр почувствовал, как дрогнуло левое колено.

– Ваше величество, – сказал он учтиво, но в то же время твердо. – Мой приказ – вернуться в Живую Россию. Быть с армией сейчас – мой долг. Кутузов…

– Перестаньте! – перебила Иверия, заново вспыхивая. – Ничего нет сейчас важнее, чем вернуть Егора! Имейте честь исправить, что натворили. Если бы не ваше вмешательство, ничего бы не случилось. Нет уж, любезный Петр Михайлович, дороги домой вам нет до тех пор, пока не отыщется мой наследник. – Она ступила ближе, сверля его мрачным взглядом. – Вы поедете с графом и убедите Егора, что сестре вашей вполне прекрасно живется у Кощея, а переезд в Живую Россию сделает ей только хуже, и уговорите его вызвать меня – он знает заклинание. Не знаю как, но вы доставите мне племянника, иначе я прямо сейчас нашлю на ваших босых солдат сибирские морозы, даже если за это мне придется поплатиться всей силой, что у меня есть! Вы слышите?

Петр молчал, не решаясь перечить, но и зная, что не может согласиться. Подвести своих? Ведь его посчитают мертвым, не справившимся с миссией или даже предавшим отечество. Да и, по правде, останавливать Егора не хотелось, ведь это означало во второй раз предать Сашку. Не только бросить ее там, в этом аду, но и воспрепятствовать единственной доброй душе, которая, в отличие от него, отважилась отправиться на выручку.

Думая обо всем этом, Петр молчал. И только горячо ощущал обвязанный вокруг шеи темляк с инициалами «А. В.».

Иверия придвинулась. Петр почувствовал на губах холодный воздух, вдохнул запах мороженой малины и поднял взгляд. И впервые увидел в ледяных глазах блестящий иней.

– Петр Михайлович. – Иверия заговорила вполголоса, так, чтобы услышал лишь он. Она положила руку ему на грудь, но не высасывала тепло, а только крепко сжала пуговицу. – Послушайте, Петр Михайлович, природа моей силы такова, что… что Егор – мой единственный наследник, и навсегда им останется. У меня нет и не будет никого ближе. Он мой единственный… он мой Егорушка, мой мальчик, понимаете?

Вид ее, уязвимой в минутной искренности, столь отличной от обычной отстраненности или недавнего гнева, поразил Петра. Захотелось немедля упасть на колени и обещать все, только бы уберечь эту трогательную, тайную слабость самой сильной женщины, что Петр встречал в своей жизни.

И все же он не дал сочувствию полностью задурманить разум. Подвигав плечом, чтобы заглушить жжение темляка, он поглядел испытующе на императрицу:

– Письмо, что вы хотели написать моему государю? Мой денщик ждет по ту сторону озера…

Этот вопрос, будто матрешка, прятал в себе другие: будет ли письмо написано? будет ли в нем обещана помощь? будет ли она оказана?