Война и потусторонний мир

– Я написал проект… хм… – Он задумался. Прочистил горло и смял пальцами золотистый шнур с вензелем «К. К.». Заметив, что дергает слишком сильно, расправил его и отпустил, но тут же, забывшись, принялся выкручивать снова. – Это проект конституции, который я намерен показать ее величеству. В нем я описываю права и свободы граждан, новую концепцию правительства, хм… Федеральное правление, так сказать… областные законодательные собрания, в некоторой мере…

Он замолчал, будто сомневаясь, следует ли ему говорить дальше.

– Исключительно интересно, – заверила Ягина. – Продолжай, сделай милость.

Лицо ее было серьезно, и Константин ободрился ее вниманием и своей речью. Кажется, он впервые проговаривал эти мысли вслух и еще более воодушевлялся их правотой.

– Хорошо, – сказал он сквозь скрываемое волнение. – В таком случае… вот здесь. – Он перелистнул бумаги и, найдя нужную страницу, принялся водить длинным белым пальцем и отстукивать им по особенно важным, по его мнению, словам, задавая собственной речи ритм бодрой мазурки. – Это… это предложение сделать из Потусторонней России конституционную монархию… С разделением власти на законодательную, исполнительную и судебную. И двумя палатами… Так-так, сейчас… вот здесь, послушайте: «Потусторонний народ есть свободный и независимый…», да-да, независимый, понимаете? «…Слепое повиновение древности может быть основано только на страхе, опыт всех народов доказывает – самодержавие и единовластие губительно и для правителей, и для обществ». И еще здесь: «Источник верховной силы есть потусторонний народ, ему и принадлежит право принимать основные законы, касаемые самого себя…»

Говоря в подобном тоне, он то и дело подавался вперед и подрагивал коленом, будто намеревался встать, но всякий раз вспоминал, что находится в карете, и пресекал эти попытки.

– Вот, посмотрите, здесь еще: «Беззаконное накапливание, равно как и изъятие силы следует отменить». И вот здесь, вам видно?.. «Государь или государыня не может быть выше закона, нельзя допустить основанием правления произвол одного существа, пусть даже бессмертного…» И еще: «Равенство для всех, вне зависимости от древности происхождения, места рождения и других качеств, объявляется правом каждого и миссией государства…»

Ягина слушала молча, кивала в ответ, но взгляд ее был устремлен не в папку, а на Константина, и видно было по ее выражению, что фитиль уже догорает, до взрыва остались мгновения, и наконец это произошло – на последних словах она прыснула высоким девическим смехом.

Константин оборвался на полуслове, взгляд его сделался беспомощным, как у ребенка.

– Это все еще, конечно, не идеально, – забормотал он, теряясь, – только первые наброски…

– Прости меня, Коко, то есть прости, Костя… – проговорила сквозь смех Ягина. – Ох, я просто представила, как ты приходишь к Иверии и говоришь: «Поздравляю с получением титула императрицы, ваше величество, а теперь не угодно ли вам будет положить голову вот в это углубление…»

– При чем здесь… никто не говорит о перевороте! – возмутился Константин, громко захлопнув папку. – Речь не о революции, а о разумном разделении власти! О доверии ее особым людям, выбранным гражданами… Я уверен, когда ее величество выслушает меня…

– Ежели не заснет!..

– …когда ее величество выслушает меня, – продолжил Константин с жарким чувством, которого Александра не могла до этого в нем и предположить, – я докажу, что парламент поспособствует развитию империи, даст равные права… что нельзя, чтобы одни становились выше других только потому, что родились в Потусторонней России, а другие попали сюда после смерти. Это единственный путь для Потусторонней России, который позволит в будущем избежать притеснений! Но я так и знал, нечего было говорить вам об этом, у вас совершенно дилетантский взгляд на политику. Да и свое слово вы не держите. Я надеюсь, что хотя бы обещание о тайне будет вами выполнено.

– О, не сомневайся, мой милый, я никому не собираюсь пересказывать эту… это… – Ягина коснулась его руки. – Ну прости, прости. Право, я не имею ничего против твоих прожектов, просто… ведь это все мечты. Они прекрасны на бумаге, но не в жизни, это тебе любой скажет. Вот подтвердите, Александр Михайлович. Ну скажите, захотел бы ваш император делиться властью?

Александра растерялась. Все еще размышляя над фразой: «Равенство для всех, вне зависимости от происхождения и других качеств…», она не сразу поняла вопрос Ягины.

– Не могу знать, – призналась она. – Могу лишь сказать, что император Александр искренне печется о счастии народа, так что если таковые изменения были бы на благо Живой России…

– Ясно, – Ягина махнула на нее, – еще один блаженный. Не понимаю, отчего все верят в благородство правителей и их искреннюю заботу о народе? Вот вы, Александр Михайлович, как вы можете говорить так уверенно? Вы знаете вашего императора? Встречались лично?

– Нет, но я видел его однажды, во время смотра. О, если бы вы были там, вы бы поверили мне. Если бы вы видели – эти ясные голубые глаза, белокурые волосы, эту добрую улыбку… он – ангел-хранитель Живой России…