Их надежды не оправдались. Уверенность этим деятелям придавала незначительность произошедшего до поры кровопролития, несмотря на то что одна только кровь и могла дать тогда разрядку пробудившимся страстям. Подавляемое возбуждение населения стремилось отыскать иной выход. Но лозунг людей, направлявших переворот, оставался тем же, что и всегда – «революция развивается». Этот лозунг не был отставлен даже после того, как революция, казалось, достигла уже всех мыслимых результатов. Ни общественное мнение, ни пресса, ни правительства наших союзников не осознали опасности, угрожающей боеспособности русской армии в условиях развивающегося в стране революционного движения. Все, словно находясь под гипнозом, проводили параллели между русской и Великой французской революциями. Особое внимание уделялось успехам французского оружия в послереволюционный период. Подобное сравнение было простительно для простолюдинов, которые либо вовсе не были знакомы с данным вопросом, либо не удосужились разобраться в нем более основательно. Они забывали, что во Франции после революции войны явились результатом самой французской революции. Борьба велась для защиты революции, против покушений на нее, предпринятых соседними державами. В России имел место случай прямо противоположный, поскольку революция явно произошла в результате войны. Всевозможные агитаторы, некоторые – искренне, другие – за деньги, заплаченные врагами России, убеждали солдат, что от продолжения войны ждать ничего хорошего нельзя. Главное, твердили они, прекратить бойню, чтобы народ мог быстрее воспользоваться плодами революции. Напротив, когда французские революционные войска на полях Вальми и Жемаппа одерживали победы над армиями западных держав, это происходило только потому, что западные соседи Франции дали ей целых два года, чтобы постепенно привести армию в порядок в смысле организации и военной подготовки.
Следует признать, что в первые дни русской революции все слои российского общества встретили ее с огромным облегчением. Принимая во внимание, что coup d'état оказался почти бескровным – в Москве, например, жертв не было вовсе, – люди решили, что новый порядок утвердится без затруднений. Все верили в здравомыслие русского народа. Удовлетворение, с которым была встречена революция, легко объяснимо тем, что связанные с ней ожидания относились в основном к изменениям в порядке внутреннего управления. С такой же эйфорией отнеслась к событиям в России и пресса государств Согласия. Причина этого мне ясна не вполне. Через несколько дней после переворота журналисты союзников могли бы уже познакомиться с печатными изданиями противника, которые также были преисполнены радости. Очевидно, что одна из сторон должна была ошибаться.
Новости из Петрограда доходили до нас с опозданием на сутки, а иногда и на двое. Только 15 марта мы получили газеты, в которых сообщалось, что бесчинствующие толпы врываются в дома всех сколько-нибудь известных деятелей старого режима; этих лиц подвергают заключению в стенах Петропавловской крепости. Среди заключенных таким образом оказались прекрасно известные мне люди, ничем не запятнавшие свое доброе имя, причем многие из них уже в очень преклонных летах. В Луцк тогда приехала моя жена, собиравшаяся сопровождать меня в поездке на Кавказ. Для этого она получила освобождение от работы во фронтовом отряде первой помощи, принадлежавшем армейскому корпусу генерала Корнилова. Именно жена первая высказала мысль написать императору с просьбой использовать свое влияние для облегчения положения людей, заключенных в крепость, которым угрожала теперь опасность стать жертвой безответственных толп. Я согласился с ней и примерно 3 марта отправил офицера с письмом к генералу Алексееву. Спустя три дня посланный мной вернулся, привезя ответное письмо генерала Алексеева. В нем Алексеев с сожалением писал мне, что не имеет никакой возможности облегчить положение лиц, содержащихся в крепостях. Еще раньше в ответ на направленное императору письмо я получил от его величества телеграмму: «Сердечно тронут; благодарю вас» (см. Приложение 2).
Глава 26 ПЕРВЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ РЕВОЛЮЦИИ
Между 12 и 23 марта события в Петрограде развивались с необыкновенной быстротой. Еще прежде, чем пришел ответ генерала Алексеева и телеграмма царя, стало ясно, что император бессилен повлиять на Временное правительство несмотря на то, что председателем Совета министров был князь Львов, назначенный на этот пост самим государем.