Война или мир

Мы потеряли почти половину батальона – в строю осталось семнадцать советских и сто двенадцать китайцев. И сорок шесть раненых, в том числе тринадцать тяжелых (при том, что «трехсотых» с базы сумели на Большую землю самолетом отправить, на вторую ночь прислали, на найденную нами площадку – я насилу отбрехался, ссылаясь на военную необходимость самому не лететь!). Уничтожены бронетранспортер и шесть машин, еще четыре наши умельцы берутся быстро отремонтировать, благо что запчасти есть. Ли Юншену чертовски повезло – он на том БТРе ехал, в последнюю минуту соскочил и со взводом в пешем строю. Ну, иди сюда, я тебе за инициативу и смелость благодарность объявлю, при всех. А наедине и неофициально – тебя чему учили, придурок? Это в поле такой боевой порядок оправдан, броня впереди, пехота за ее корпусом кучкуется, прячась от огня. А в населенном пункте – наоборот, отделение по одной стороне улицы и дворам, отделение по другой стороне, а броня позади держится и огнем прикрывает! Ты технику по неумелости погубил и экипаж – из четверых в БТР трое погибло, один раненый. Нет, виниться не надо – ты выводы сделай, герой! Чтоб до конца нашего похода снова на те же грабли не наступать.

Да, и прикажи своим – чтобы хоть пару америкосов, живыми! А то местные никого нам не оставят. Судя по крикам – те пиндосы, кому повезло бой пережить, сейчас завидуют погибшим. Тащи сюда всех, кого еще не успели прикончить – отберем самых осведомленных и благоразумных, а прочих вернем населению для продолжения процесса.

Ли Юншен, командир отряда

Великий и многомудрый Конфуций учил, что основа и высшая добродетель это послушание. Дети слушаются отцов, жены – мужей, простые люди – чиновников, солдаты – командиров, чиновники и командиры – правителя, а правитель – богов и предков! Когда все послушны, то в государстве порядок, процветание и покой. Когда же кто-то забывает о своем долге – начинается смута.

И если ты беспрекословно слушаешься того, кто выше – то тебя не могут ни в чем и обвинить.

А если Отец (будем называть так того, кто стоит над тобой) приказывает тебе неправедно и жестоко – то его за это покарает Небо. Ибо такой человек не может обладать должной почтительностью к своим Отцам.

Но высокомудрый командир Скунс, подобно отцу, который заботливо наставляет неразумного сына, ответил – с богами и духами предков ясно, ну а люди разве всевидящи? И сказал, с отеческим вниманием:

– Дурында, ты что, полевые выходы забыл? Когда самый последний рядовой имеет право подать команду, обязательную для всех? Внимание, стой, замри!

Верно – это было, если при движении в группе один из нас заметил или даже почувствовал что-то опасное или непонятное – движение ветки, блик оптики, след на земле, даже странный запах. Но ведь порядок и дисциплина в малой диверсионной группе это совсем не то, что в большом войске?

– А в чем разница? Командир далеко и высоко – может просто не видеть и не знать то же, что и ты! А ты не рядовой уже, а капитан, пусть пока и «авансом»! Что значит – кроме храбрости и послушания, тебе надо еще и думать. И решать, и отвечать за свои решения. Помня, что «преступное бездействие» это тоже поступок, караемый трибуналом.

Где границы дозволенного? Скунс снова посмотрел на меня как на неразумного и ответил, что я волен делать все, что в моем понимании необходимо для победы. В Советской армии, с победой, прошедшей по половине мира, принято, что победителя не судят. Ограничений лишь два. Первое, обязательное, это явно выраженная воля вышестоящего командира, когда прямо сказано, сделать что-то и в указанный срок, или не допустить того-то. А второе – это общие правила тактики, отрабатываемые на тренировках, наивыгоднейшие в битве, «ведь не ходите же вы на руках»?

– Ходим, – отвечаю я, – не вы ли нас учили в городе передвигаться согнувшись, «чтобы рукой в любой момент можно было коснуться земли»? И на учении приказывали сержантам бить бамбуком тех, кто движется неправильно? Или в лесу перемещаться «по-обезьяньи», на всех четырех[48].

– А это уже тактика, – отвечает Мудрейший, – хотя ты сам пример привел, когда правила меняются. Если по-обычному, не в бою, мы ходим как люди, то когда подкрадываешься к часовому ночью в лесу, лучше по-обезьяньи! Так поверь – то, чему вас обучали, это готовые рецепты на стандартные случаи в сражении. И нужно не только их заучить, но и понять, зачем – чтобы увидеть, если в каком-то конкретном бою выгоднее окажется поступить не так!

Я был в смятении. Выходит, у советских за каждый свой поступок можно подвергнуться суровому наказанию? За то, что ты содеял не по своей воле, а по приказу (а в войске иначе и не бывает)?