Война или мир

– Верно понял, – усмехнулся Мудрейший, – за каждое свое действие или бездействие конкретно ты отвечаешь. А уж в какую сторону – от результата зависит. За победу – награда и чин. Наоборот – трибунал. Замечание, предупреждение, расстрел – хотя последнее это лишь при тяжких последствиях или твоем злоумышлении. Как, например, если ты вступил в сговор с врагом или к собственной выгоде что-то сделал в ущерб победе! Так не ошибайся и не предавай! Вот я восемь лет назад лейтенантом был – и без единой награды. А теперь…

Я почтительно склонил голову. Поскольку мне говорили, что Мудрейший приехал к нам из самой Москвы, где сам император Сталин удостоил его личной аудиенции и благоволения. Что здесь он наравне с самыми большими советскими генералами – и сам, еще пребывая в молодых годах, без всякого сомнения, станет генералом. Значит, он добился такого, потому что в каждом бою находил самый лучший путь к победе? Подобно тому, как у нас когда-то любой человек, сдав три ступени экзаменов, мог стать чиновником при императорском дворе?

– Можешь считать так. Сдашь этот экзамен – взлетишь высоко: за товарищем Сталиным награда не пропадет! Не сдашь – ну, опять в батраки скатишься, от помещика палки получать. Выбирай!

Нет, туда не хочу! А как отец хотел, экзамены сдать – и мне указывал. Военным стать – так если у советских генерал выше чиновника?

– Ну так учись! Всю жизнь учись. Пока у меня – после еще спасибо скажешь. Вернемся, я тебя еще по тактике погоняю. В солдатики поиграем, на макете – что было, что могло быть. И попробуй не ответь!

Внимание и повиновение! Хорошая наука заслуживает даже того, чтобы учитель – бамбуковой палкой вбивал ее в спины нерадивых!

Из протокола допроса.

Записано по прибытии на территорию советской зоны, подшито к делу

Зачем спрашиваете – вы же видели у меня татуировку группы крови? Да, ваффен СС. Восточный фронт, затем Франция, был взят в плен англичанами – ну вы же помните, «в Европе не было мерзавцев, которых Британия не жаждала бы взять к себе на службу».

Нас погнали в Африку – надеюсь, вы не будете предъявлять мне счет еще и за диких негров, которых мы учили уважению к белому человеку? В конце концов, кто-то должен заниматься и такой грязной работой. И мы делали ее хорошо – там, где мы прошли, больше не бунтовал никто, некому было! А после эти чертовы лимонники продали нас французам. Которые задались целью отомстить нам за то, что мы победили их в сороковом!

Во Вьетнаме нас кидали во все дыры, затычкой. И относились как к туземному персоналу – в городе даже не пускали в приличные заведения, «это для господ лягушатников, а не для бошей». Платили не валютой, как своим, а колониальными франками, на которые в увольнении лишь услуги дешевых шлюх можно было купить. И не скрывали, что мы тут лишь затем, чтобы сдохнуть во благо Франции, оплатив свои грехи перед ней. Французские части иногда меняли, офицеров тоже, случалось, отзывали в метрополию – а мы должны были остаться здесь навсегда. Поскольку в победу над повстанцами и завершение войны в обозримое время уже не верили даже сами французы! И для них было бы лучше, если мы вместо них сдохнем в этих проклятых джунглях!

Когда-то нас было сорок тысяч. Или пятьдесят – не знаю точной цифры, я не штабист, а всего лишь ротный. Хватало на три дивизии полного состава. Сейчас же, судя по тому, что личный состав там разбавлен какими-то поляками, украинцами, латышами, хорватами и даже французскими каторжниками, подписавшими контракт взамен тюремного срока, и все равно штат укомплектован едва наполовину – думаю, что нас осталось тысяч десять. Но парашютно-десантный полк был полностью немецким – тысяча человек, три батальона.

Этой части не было раньше. Ее сформировали как штрафную – чем еще кроме расстрела можно напугать тех, кому и так суждено сгинуть в зеленом аду; однако даже до лягушатников дошло, что если расстреливать нас по каждому поводу, то скоро придется посылать в лес исключительно своих. И кто-то в штабе додумался, что парашютисты могут эффективно оказывать помощь блокированным гарнизонам. У нас не было почти никакой десантной подготовки – повезло тем, кому для ознакомления позволили совершить один, а то и два прыжка, а были и такие, кому лишь теорию прочли, как надевать парашют, за что дернуть и как ноги держать при приземлении. И это при том, что прыгать приходилось не в поле, а на лес. И никто никогда не искал тех, кто оттуда не вышел. Так что потери были как на Остфронте. Даже хуже – ваши просто расстреливали таких, как мы, – а вьетнамцы в части казней столь же изобретательны, как их соседи-китайцы. А поскольку именно мы занимались самой грязной работой по усмирению их деревень – легко представить, что они делали с теми из нас, кто попадался живым!