Если оценивать сквозь ту же геоэкономическую призму, Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство США и Европейского союза сулит укрепление безопасности за счет создания экономического альянса, который поможет наладить дипломатические отношения и сформировать международную систему, выгодную для национальных интересов Америки. Экономические выгоды очевидны – ТТИП способно принести мировой экономике к 2025 году до 223 миллиардов долларов, а американский экспорт может увеличиться почти на 124 миллиарда долларов[925]
. Это, безусловно, улучшит общую ситуацию (и, следовательно, проецирование силы) для США и их ближайших союзников. Но ТТИП способно также оказать геополитическое и геоэкономическое воздействие на весь мир. «Если США могут заключить Транстихоокеанское и Атлантическое партнерства, они установят стандарты и откроют доступ на рынок двум третям мировой экономики»[926]. С точки зрения национальной безопасности эти и другие геополитические преимущества делают ТТП и ТТИП, даже при всех ограничениях, важнейшими условиями проецирования силы США в будущем[927].Структурные ограничения
Американская осторожность в отношении использования геоэкономики отчасти носит институциональный характер, отчасти же она вызвана структурными ограничениями. Дело в том, что конкретные геоэкономические инструменты просто лучше подходят одним странам, чем другим. Учитывая существующие структурные реалии, Соединенные Штаты, вероятно, никогда не обретут способность использовать торговлю и инвестиции для достижения целей внешней политики, особенно в краткосрочной перспективе, так сказать, операционально или принудительно. Следовательно, самый важный вопрос заключается не в том, насколько США предрасположены к геоэкономическому применению торговли и инвестиций, а в том, каким образом Америка будет реагировать на увеличение масштабов применения геоэкономических инструментов другими странами (и насколько она к этому готова).
Кибератаки – еще один геоэкономический инструмент, который по совокупности структурных и идеологических причин (достаточно весомых) вряд ли принесет особую пользу США. В странах наподобие России и Китая отсутствуют реальные правовые и общественные ограничения на киберактивность; кроме того, эти страны охотно используют похищенные хакерами данные для получения экономических и геополитических выгод, причем через подконтрольные государству каналы. Соединенные Штаты потратили миллиарды долларов на разработку наступательного кибероружия, но на сегодняшний день применили это оружие в единственном случае (в контексте традиционной военной операции)[928]
. За этим «нежеланием» скрывается озабоченность геополитическими последствиями. Если вспомнить недавний внутренний скандал вследствие выявления доступа АНБ к большим данным, можно сказать, мягко выражаясь, что у Вашингтона возникнут сложности с применением в мирное время кибероружия, которое широко применяется рядом стран, прежде всего Китаем и Россией. Тем не менее президент Обама заявил лидерам американского бизнеса в сентябре 2015 года: «Если мы захотим перейти в наступление, у множества стран появятся серьезные проблемы»[929].При всей значительности разрыва между геоэкономическим потенциалом США и готовностью правительства использовать этот потенциал в торговле и в сфере кибербезопасности нигде разрыв не ощущается сильнее, чем в финансовой и денежно-кредитной политике. Вдобавок, за исключением киберсферы, никакая другая «отрасль» геоэкономического могущества США не пережила столь глобальных изменений. В главе 3 отмечалось, что Соединенные Штаты больше не обладают монополией на происхождение капитала, на посредничество в финансовых делах и на аккумуляцию капитала. Этот факт затрудняет применение финансовых санкций и вынуждает больше полагаться на многостороннюю дипломатию. Даже если забыть о санкциях, отсюда следует, что другие страны получают новые возможности оспаривать лидерство США, не стесняя себя в заимствованиях. А возникновение крепких валют и центральных банков с глубокими карманами за пределами США означает, что Вашингтон больше не может диктовать, получит ли конкретная страна финансовую помощь или кредитный «спасательный круг» в период кризиса.