В отличие от МЕНА-ИФ, проект МЕНА-ТИП не предусматривал крупных ассигнований от конгресса или финансовой помощи. Вместо этого он опирался на активную дипломатию и переговоры с государствами региона по стимулированию торговых и инвестиционных реформ, которые должны были привести, как полагали многие, к заключению соглашения о свободной торговле с США. Но, подобно МЕНА-ИФ, проект МЕНА-ТИП принес мало геополитических выгод. Переговоры о возможном доступе на рынок США быстро свернули, итоговые перспективы выглядели весьма скромными[937]
.Несмотря на точную оценку ситуации в арабском мире после народных восстаний как наиболее подходящей для геоэкономических инициатив, проекты МЕНА-ИФ и МЕНА-ТИП оказались провальными. Администрация Обамы, в данном случае полностью положившаяся на Государственный департамент, пыталась применить эти геоэкономические инструменты, но не сумела привлечь на свою сторону конгресс или предложить достаточно стимулов и проявить политическую волю для осознания ценности и пользы МЕНА-ИФ и МЕНА-ТИП региональными правительствами[938]
. Оба проекта можно признать адекватной геоэкономической реакцией США на «арабскую весну». Но они не были реализованы и не смогли укрепить доверие к Америке.Идем далее. Среди других планов администрации Обамы было предложение о списании миллиардного долга Египта в обмен на осуществление проектов, адресованных египетской молодежи; это предложение отстаивал прежде всего Государственный департамент, а потому оно вызвало своего рода межведомственную ревность. Вопросы о распределении средств провоцировали бюрократические споры и проволочки, а еще оказалось чрезвычайно сложно отыскать надежного египетского контрагента для ведения переговоров. Все закончилось тем, что революция и контрреволюция состоялись задолго до выработки четкого плана расходования этих средств. Отчасти смущенные тем, насколько затянулась эта кампания по обмену долга на развитие, сотрудники Государственного департамента позже взялись за обеспечение финансирования Туниса.
Наконец в некоторых случаях проблема заключается не столько в том, что Соединенные Штаты не в состоянии или не желают давать достойный геоэкономический ответ, сколько в том, какова степень агрессивности применения геоэкономических инструментов и, что еще важнее, учитывают ли американские политики относительные экономические и геополитические преимущества при принятии решений.
Рассмотрим санкционную политику США последних лет. В июне 1998 года президент Клинтон в интервью «Си-би-эс ньюс» сделал знаменитое заявление: США «как будто счастливы применять санкции в тот период, когда мы сокращаем нашу помощь иностранным государствам, которые согласны с нами… Нам грозит опасность очутиться в положении тех, кто наказывает всех, несогласных с нами, и не помогает каждому, кто с нами согласен»[939]
. Приблизительно тогда же республиканцы в конгрессе, включая Джесси Хелмса и Джона Эшкрофта, выражали озабоченность тем, что без санкций, по словам Хелмса, Америке «останутся пустая болтовня или отправка морской пехоты. Без санкций США практически лишатся возможности влиять на события мирным путем. Санкции не являются идеальным способом и не всегда годятся к применению, но зачастую это наше единственное оружие»[940]. Следует отметить, что, похоже, санкции представляли собой единственный геоэкономический инструмент, известный Хелмсу и его коллегам.По состоянию на сентябрь 2014 года в США действовало двадцать шесть санкционных программ и тысячи санкций в отношении отдельных лиц и компаний – это вдвое больше, чем при президенте Клинтоне, – причем санкции налагались на такие разные страны, как Куба, Беларусь и Сирия[941]
. Администрация Обамы подвергла санкциям больше субъектов, чем любая другая администрация США (или даже несколько администраций вместе).