Такая экономическая политика была направлена на достижение не только экономических результатов. Она сформировалась как часть негласного взаимного консенсуса по обе стороны пролива относительно скорейшего решения насущных экономических проблем (более сложные политические вопросы оставили на потом)[426]
. У Тайваня, можно сказать, не было выбора, учитывая его тяжелое экономическое положение, однако укрепление экономических связей трактовалось как геоэкономический проект обеими сторонами. Обосновывая свою позицию в интервью газете «Вашингтон пост» в конце 2013 года, президент Ма объяснял, что эти экономические шаги являлись вынужденным отступлением в рамках более широкой стратегии, направленной на совершенствование отношений с материком и вдобавок, по его выражению, обеспечили Тайваню «международный простор для маневра»[427]. Президент Ма рассказал, как эти экономические шаги превратили отношения с соседом из «порочного круга» в «круг добродетелей», и привел длинный список экономических преимуществ (среди которых – рост международного авторитета Тайваня) в результате «экономической разрядки».Но эти новообретенные экономические связи также оставили Тайвань в асимметричной зависимости от Китая. Отчасти подобная уязвимость видится неизбежной – такова обычная рыночная «физика», вытекающая из либерализации, и никто никогда не обещал, что «физика» рынка будет нейтральной по своим геоэкономическим последствиям. Но масштабы и темпы этих последствий помогают объяснить интересы Пекина и его стремление к «экономической разрядке». К 2003 году, всего через три года после снятия запрета на торговлю, Китай заменил США в качестве крупнейшего торгового партнера Тайваня, а к 2020 году Тайвань, как ожидается, будет поставлять на материк около 62 % своего экспорта, наращивая и без того существенный профицит торгового баланса с Китаем[428]
. Соединенные Штаты ныне отстают от Китая и Японии и являются лишь третьим по величине торговым партнером Тайваня[429].Данная «кросс-проливная» экономическая либерализация также оказалась для Пекина подспорьем в косвенном воздействии на Тайвань. Характеризуя тот самый новый «международный простор для маневра», например, президент Ма не скрывал того факта, что возможность заключать экономические сделки с другими странами для Тайваня зависит от улучшения отношений с материком. «Подписав СЭС с Китаем в июне 2010 года, мы через два месяца узнали, что Сингапур готов начать переговоры по соглашению об экономическом сотрудничестве, – рассказывал Ма. – Вообще, стоило нам заключить СЭС с Китаем, многие страны проявили заинтересованность в переговорах»[430]
. По иронии судьбы, эти рассуждения президента Ма были попыткой парировать критические замечания по поводу уязвимости Тайваня перед китайским геоэкономическим давлением. Перечисляя эти свежие экономические сделки (президент Ма подписал двадцать одно торговое соглашение с Китаем в свои первые шесть лет в должности), а также другие недавние достижения наподобие присоединения к нескольким международным организациям, Ма дал понять, что для Тайваня все пути экономического и политического прогресса пролегают через Пекин[431].По мере роста экономической зависимости Тайваня от Китая Пекин постепенно ужесточил свою позицию на политических и военных переговорах. В октябре 2013 года на встрече с представителями Тайваня председатель КНР Си Цзиньпин заявил, что следует добиваться окончательного урегулирования статуса Тайваня и что политическая «оторванность» острова от материка «не может передаваться из поколения в поколение».
В правление Чэнь Шуйбяня (2000–2008) Пекин выразил решительное несогласие с политикой, которая воспринималась как неуклонное движение Тайбэя к независимости. На самом деле президент Чэнь, понимая, что политическая и экономическая независимость маловероятны, сделал выбор в пользу политической независимости. Он настаивал на внесении в тайваньскую конституцию соответствующих положений, одновременно допуская укрепление экономической взаимозависимости. Он продолжал практику закупки крупных партий оружия у США, при этом одобряя названия фирм и учреждений со словом «Китай», тем самым как бы подчеркивая идентичность Тайваня как независимого Китая[432]
. В ретроспективе кажется сомнительным, что политическую и экономическую зависимость возможно разделить в государственной стратегии; в любом случае, политические действия Чэня имели экономические последствия. С самой инаугурации президента тайваньские инвестиции очутились под ударом. После избрания Чэня индекс TAIEX упал на 2,7 процента на фоне опасений, что новый президент обострит отношения между Китаем и Тайванем и заставит тайваньское правительство подчиняться[433]. В первый день его президентства фондовый рынок упал почти на 3,5 процента[434].