Война хаоса

Усилия Земли пригодятся для другого, показываю я. Это яд Бездны, предназначенный для животных. Возможно, лишь они знают лекарство.

Земля многому научилась у Бездны, показывает Небо. Мы слышим их голос, даже когда они не слышат наш. И мы учимся. В голосе Неба просыпается сильное чувство. Мы спасем Возвращенца.

Я не нуждаюсь в помощи.

Ты не хочешь помощи, а это совсем другое дело. Но Земля позаботится и об этом.

Боль в руке стихает, и я тру лицо, пытаясь проснуться.

Я не хотел спать, показываю я. Я вообще не хочу спать, пока мы не изгоним отсюда Бездну.

Лишь тогда в твоих снах настанет мир? – растерянно показывает Небо.

Ты не понимаешь. Не можешь понять.

И снова я чувствую тепло, окутывающее мой голос.

Возвращенец не прав. Небо видит прошлое в голосе Возвращенца и переживает вместе с ним. Так устроен голос Земли. Все чувства – едины, поэтому ничто не забыто и…

Я там был, а это совсем другое! грубо перебиваю я. Мои чувства не сравнятся с воспоминаниями.

Небо умолкает, но тепло остается.

Пусть так.

Чего ты хотел? – показываю я, наверно, чересчур громко. От его доброты мне становится стыдно.

Он кладет руку на мое плечо, и мы вместе смотрим на лагерь Земли, раскинувшийся вдоль дороги: справа до самого гребня холма, откуда открывается вид на Бездну, а слева – до горизонта и много дальше, я это знаю.

Земля отдыхает, показывает Небо. Земля ждет. Ждет Возвращенца.

Я молчу.

Скоро ты станешь Землей, показывает он, даже если сейчас чувствуешь себя чужим. Однако Земля ждет не только этого.

Я удивленно смотрю на него.

Планы изменились? Мы нападаем?

Пока нет, показывает Небо. Но войну можно вести разными способами.

И он широко открывает мне голос, показывая то, что видят сейчас остальные…

Остальные, на которых уже упали первые лучи восходящего солнца…

И тогда я тоже вижу…

Я вижу, что грядет.

И внутри загорается теплая искорка.

Буря

[Виола]

– Скажешь, это не самое безопасное место, дитя мое? – говорит госпожа Койл.

После звонка Симоны мы с Желудем быстро вернулись на холм.

Где «Ответ» сейчас разбивает лагерь.

Холодное солнце всходит над поляной, забитой телегами, людьми и первыми кострищами. «Ответ» уже разбил шатер, где госпожа Надари и госпожа Лоусон раскладывают запасы и выдают еду. Синяя «О» по-прежнему красуется у них на груди и на некоторых лицах в толпе. Магнус и еще несколько моих знакомых ставят палатки, и я машу Уилфу, которому поручили заниматься лошадьми и быками. С ним его жена Джейн: она так радостно машет мне в ответ, что, кажется, вот-вот потеряет руку.

– Пусть переселенцы не хотят вмешиваться в войну, – говорит госпожа Койл, поглощая завтрак; она сидит в телеге возле самого люка корабля-разведчика, где и спала, – но если мэр или спэклы решат напасть, твои друзья будут вынуждены защищаться.

– Ну и наглость! – злобно восклицаю я, все еще сидя верхом на Желуде.

– Да, наглости мне не занимать. – Она отправляет в рот ложку каши. – Именно благодаря моей наглости эти люди выживут.

– Пока вам не захочется принести их в жертву.

Ее глаза вспыхивают.

– Ты возомнила, что знаешь меня. Называешь меня злодейкой и тираном! Да, я приняла немало сомнительных решений, но цель у меня всегда была одна, Виола. Избавиться от этого негодяя и вернуть прежний Хейвен. Я не устраиваю резню ради резни. Не жертвую хорошими людьми безо всякой причины. Мы с тобой, как выясняется, хотим одного, дитя. Мира.

– И ради него вы готовы идти по трупам.

– Ради него я готова на многое. Пусть это будут не самые благородные поступки, но зато эффективные. Поступки взрослого человека. – Она бросает взгляд мне за спину. – Доброе утро!

– Доброе, – отвечает ей Симона, сходя по ступеням трапа.

– Как Брэдли? – спрашиваю я.

– Вышел на связь с караваном, консультируется с врачами. – Она разводит руками. – Пока они ничего дельного не посоветовали.

– Лекарства у нас больше нет, – говорит госпожа Койл, – зато есть народные средства, которые помогут снять тревогу.

– Не смейте его трогать, понятно?

– Я целительница, Виола, нравится тебе это или нет. Кстати, тебе медицинская помощь тоже не повредит. Сразу видно, что у тебя жар.

Симона озабоченно смотрит на меня: