Стена воды несется за нами по переулку на площадь, сшибая солдат и спэклов, сметая палатки и койки в один огромный суповой котел…
Она тушит пожар на продуктовом складе, но тушит его остатками нашей воды…
А я все волочу мэра за собой – тот едва держится на ногах – и ору на солдат:
– С ДОРОГИ!
И они расступаются…
Мы взлетаем на ступени крыльца…
Стена воды проносится мимо, по колено омывая нам ноги. С каждой секундой она убывает, впитывается в землю…
Отнимая у нас всякую надежду на будущее.
И вот воды уже нет вовсе, она исчезла, оставив за собой мокрую площадь, засыпанную телами и всяким хламом…
Секунду я пытаюсь отдышаться и просто смотрю по сторонам…
Рядом понемногу приходит в себя мэр…
И тут я вижу…
О нет…
На земле, рядом с упавшей цистерной, сбитый с ног водяным валом…
Нет!..
Джеймс.
Джеймс лежит на спине, глядя в небо пустыми глазами…
В горле – дыра.
Сам того не замечая, я бросаю винтовку, бегу к нему, шлепая по лужам, и падаю рядом на колени…
Джеймс, которым я управлял. Джеймс, которого я отправил сюда по собственной
Отправил на верную смерть.
О нет!
Пожалуйста, нет.
– Скверное дело, – говорит мэр за моей спиной, и голос у него почти добрый. – Мне очень жаль твоего друга. Но зато ты спас
Я молчу. Не могу оторвать взгляда от лица Джеймса – по-прежнему честного, доброго и открытого лица… Вот только от самого Джеймса больше не исходит ни единого звука…
Сражение затихает, лишь где-то вдалеке гремят редкие выстрелы. Но что толку от этой победы?
Воды у нас больше нет.
Мэр едва слышно вздыхает.
– Похоже, мне пора встретиться с твоими друзьями, Тодд, – говорит он. – И по душам побеседовать с госпожой Койл.
Я закрываю Джеймсу веки, вспоминая, как делал то же самое для Дейви Прентисса. В моем Шуме царит такая же пустота, как тогда, я даже не могу подумать «
– Спэклы тоже оказались террористами, Тодд, – говорит мэр, хотя я не больно-то его слушаю. – Клин клином вышибают.
И тут мы оба слышим звук. Над лязгом и грохотом площади, над миром, который целиком
Мы смотрим на восток и видим за руинами собора, за хлипкой, но чудом уцелевшей колокольней…
Как в небо взлетает корабль-разведчик.
На краю
Со всех сторон меня затопляет голос Земли.
Я будто бы сам принимаю участие в атаке на Бездну: чувствую в руках отдачу ружей, вижу умирающих солдат, слышу рев и лязг битвы. На самом деле я стою на вершине холма, на его взорванной зубчатой кромке, и смотрю на долину внизу. Но битва во всех ее проявлениях отражается в голосах Земли – той Земли, что сейчас умирает ради остальных.
Я вижу, как падает цистерна с водой, хотя те из нас, кто подобрался близко к цистерне, стремительно гибнут: каждая смерть – это жуткая рана в голосе Земли, черная пустота, которая тянет и свербит…
Но это необходимо.
Но мне приходится отбросить тревожные мысли: голос Неба открывается и напоминает о том, что предстоит сделать – теперь, когда цистерну с водой удалось опрокинуть…
Так или иначе, сегодня в ходе войны случится перелом.
Лишить врага воды было первым шагом.
Массированное вторжение станет вторым.
Земля все эти дни не теряла времени даром. Наши отряды атаковали Бездну неожиданно, били всегда с разных сторон и по разным целям, обычно на безлюдных окраинах. Земля умеет лучше сливаться с природой и деревьями, чем Бездна, поэтому и прячемся мы без труда, а парящие огоньки Бездны не смеют подлетать слишком близко – боятся, что мы их собьем.
Конечно, враг может ударить по нам своим самым мощным оружием и даже уничтожить Небо, хотя они и не знают, что он наблюдает за ними с такого близкого расстояния.
Но если они это сделают, мы выпустим реку.
Может быть и другая причина. Почему Бездна, обладая таким сокрушительным оружием, больше ни разу им не воспользовалась? Почему они вновь и вновь сносят наши атаки, которые становятся все более жестокими и кровопролитными?
Возможно – хотя мы едва смеем на это надеяться, – их боеприпасы иссякли.