На тропе показывается патруль – десять солдат в красно-серых мундирах во главе с молоденьким белобрысым сержантом. Впереди идет проводник: Руфино сразу же понимает, что на деле служит он не Живорезу, а мятежникам. Сержант, словно почуяв опасность, настораживается; не снимая пальца со спускового крючка, он перебегает от дерева к дереву. Его люди поступают так же. Только проводник идет по самой середине тропы. Кажется, что затаившиеся рядом с Руфино мятежники исчезли бесследно: на кустах не дрогнет ни один листок.
Отряд подходит к крайнему дому. Двое солдат под прикрытием остальных распахивают дверь, врываются внутрь. Проводник, присевший позади солдат на корточки, начинает медленно пятиться. Через минуту солдаты выходят, знаками показывая сержанту, что дом пуст. Патруль окружает следующий дом, и все начинается сызнова. Однако внезапно в дверях самого высокого дома появляется испуганная простоволосая женщина, а за ней – другая. Солдаты вскидывают карабины, но женщины, приглушенно вскрикнув, объясняют, что бояться нечего. Руфино ошеломлен не меньше, чем в ту минуту, когда Бородатая назвала имя Галилео Галля. Проводник, пользуясь замешательством солдат, скрывается.
Солдаты толпятся возле дома, и Руфино догадывается, что они завели с женщинами разговор. Наконец двое входят, остальные стоят снаружи, держа оружие на изготовку. Проходит немного времени, и первая пара появляется на пороге, непристойными жестами приглашая своих товарищей последовать их примеру. До слуха Руфино доносится смех, возбужденные голоса: весь отряд радостно бросается в дом. Сержант оставляет двоих охранять вход.
Внезапно вся каатинга зашевелилась. Слившиеся с землей мятежники ползком и на четвереньках продвигаются вперед, потом поднимаются на ноги, и Руфино видит, что их тут никак не меньше трех десятков. Он бросается следом и, поравнявшись с вожаком, спрашивает: «Моя жена здесь? С нею карлик, да?» «Наверно, она самая», – отвечает тот. Грохочет залп, и оба часовых, изрешеченные пулями, падают замертво. В доме поднимается суматоха, слышатся крики, топот, беспорядочная стрельба. Вытащив нож – единственное свое оружие, – Руфино бежит вместе с нападающими и видит, как из дверей и из окон выпрыгивают, отстреливаясь, солдаты. Далеко им уйти не удается: пробежав всего несколько шагов, они падают, сраженные стрелой, пулей или ударом ножа. Оступившись, Руфино растягивается на земле, тут же вскакивает, слышит завывание свирелей, видит, как несколько мятежников выталкивают из окна окровавленный и уже обобранный труп. Убитый с глухим стуком валится наземь.
Когда Руфино вбегает в дом, глазам его предстает ужасающее зрелище: мужчины и женщины, облепившие распростертых на полу солдат, добивают их, нанося безжалостные удары камнями, палками и ножами. В двери ломятся новые и новые люди. Непрестанно визжа, четыре или пять женщин в клочья раздирают мундиры на мертвых и умирающих, глумятся над их наготой. Повсюду кровь и трупы. Крышка подпола, где сидели мятежники в ожидании солдат, откинута. Под столом корчится и стонет женщина с рассеченным лбом.
Покуда «избранные» раздевают солдат, сносят в одну кучу их оружие и снаряжение, Руфино, убедившись, что в этой комнате тех, кого он ищет, нет, идет дальше, открывая одну дверь за другой. Комнаты расположены анфиладой: первая пуста, прильнув к замочной скважине, Руфино видит во второй сколоченный из досок топчан. Он пинком отворяет дверь и оказывается перед Журемой. Она цела и невредима; при виде Руфино лицо ее искажается гримасой изумления, она сжимается в комочек. Рядом с Журемой Руфино замечает крошечную трясущуюся фигурку и сразу же узнает Карлика, хоть никогда прежде не видел его. На кровати лежит белобрысый сержант. Двое мятежников продолжают вонзать клинки своих ножей в уже бездыханное тело: при каждом ударе оба рычат, и бьющая струями кровь забрызгивает Руфино. Журема стоит неподвижно, приоткрыв рот: лицо ее по-прежнему искажено, нос заострился, а в глазах – покорность и смертный страх. Руфино слышит, как вошедший в комнату раскосый вожак приказывает своим людям выбросить труп сержанта в окно. Они уходят, унося с собой мундир, винтовку и ранец убитого. Поравнявшись с Руфино, раскосый произносит: «Ну? Она, я ж говорил». Карлик что-то бормочет, но Руфино не понимает ни слова. Он спокойно стоит у притолоки, и лицо его теперь бесстрастно как всегда. Сердце опять бьется ровно, на смену смятению пришло ледяное спокойствие. Журема, не в силах подняться, сидит на полу. В окно видны мятежники – мужчины и женщины, – удаляющиеся по направлению к зарослям.
– Уходят, – заплетающимся языком говорит Карлик, недоуменно переводя взгляд с Руфино на Журему и потом снова на Руфино. – Нам тоже бы надо…
Руфино качает головой.
– Иди, – отвечает он беззлобно. – Она останется тут.