Тем не менее Руперт исполнил первую часть задуманного: восстановил доминирующее положение роялистов в Ланкашире и захватил порт, обращенный в сторону Ирландии. До сих пор у него не было оснований для недовольства своим продвижением, но самая трудная задача ждала его впереди, и, чтобы обеспечить успех своего похода на Йорк, ему требовалось больше времени, чем он ожидал. Руперт отправил гонцов назад в Оксфорд за порохом и объявил, что намерен полностью подчинить роялистам Ланкашир, чтобы, когда он пойдет на Йорк, оставить за спиной лояльное сплоченное графство. Кроме того, отсрочка давала ему необходимое время привести в более приличную форму оборванных рекрутов лорда Дигби и собрать со всех северных графств разрозненные остатки роялистских войск, тех, которые остались в Камберленде под началом Клаверинга, и тех, которые стояли на границе с Монтрозом. Собрав воедино все эти силы и обеспечив им соответствующую экипировку, Руперт мог уверенно бросить вызов трем армиям, блокировавшим Йорк. В пути его депеша королю встретилась с потоком писем, в которых Карл и его советники рассказывали о своих злоключениях.
Карл склонялся к тому, чтобы обвинить в катастрофическом положении дел Уилмота. Руперта, находившегося далеко в Ланкашире, бесила вся толпа окружавших короля советников. Он знал, что Уилмот ленив и заносчив, и постоянно страдал от бесконечных отказов Гарри Перси на любую его просьбу о поставке экипировки и провизии. Среди гражданских советников он не любил Калпепера и не доверял Дигби. После мрачных слов Ричмонда («Нам нужно продовольствие, время и хороший совет») и трогательной мольбы короля («главная надежда… это Господь и вы») Руперт осознал, что его в любой момент могут отозвать домой. Дигби, писавший по приказу короля, уговаривал его не медлить и уладить дела на севере «одним махом», чтобы поскорее вернуться назад и помочь им на юге.
Но уладить дела «одним махом» было далеко не так просто, и Руперт задержался в Ливерпуле отчасти от злости, отчасти из-за нехватки пороха и отчасти потому, что перед ним встала реальная дилемма: стоит ли созывать все войска на север ради операции, которую ему, возможно, придется внезапно бросить, не закончив, чтобы мчаться спасать короля.
Пока Руперт медлил, ситуация на юге изменилась. Эссекс встретился в Чиппинг-Нортоне с Уоллером, чтобы обсудить наилучший способ окончательно разгромить короля. Он заставил недовольного Уоллера оставаться в Мидлендсе и следовать за отступающей армией короля, в то время как сам устремился на юго-запад, чтобы прорвать осаду Лайма и, если получится, захватить королеву, которая в ожидании родов находилась в Эксетере. Такое изменение их обычных ролей и вмешательство Эссекса в дела западных регионов, которые до этого являлись сферой ответственности Уоллера, было воспринято его друзьями в Лондоне как попытка подорвать его авторитет. Но граф Эссекс не был столь коварным, он просто был слишком низкого мнения об Уоллере, чтобы считать его способным освободить Лайм и отрезать королеве путь из Эксетера. Его старый друг граф Уорик привел эскадру, чтобы помочь Лайму, но обнаружил, что ничего не может сделать без содействия сухопутных сил. Для Эссекса было вполне естественно лично ответить на его призыв и разработать план, по которому он и его кузен Уорик с помощью совместной операции на море и на суше могли загнать в ловушку силы короля на западе.
Лайм уже почти два месяца сопротивлялся осаде армии принца Морица. 3000 горожан во главе с мэром и 500 человек гарнизона объединились, чтобы удержать этот маленький морской порт, но главным организатором обороны стал полковник Роберт Блейк, бывший торговец из Бриджвотера, который в середине жизни стал военным и в Бристоле ощутил все тяготы службы. Город Лайм зажат в узкой расщелине между высокими глиняными склонами, которые круто сбегают к морю. Таким образом, с трех сторон он защищен, а с четвертой омывается морем. Выстроенные в спешке оборонительные укрепления представляли собой стены или, скорее, барьеры из дерна, укрепленные через равные интервалы блокгаузами, тоже сделанными из дерна. Они выглядели не слишком грозно, и через несколько недель, когда все было кончено, граф Уорик высказал мнение, что «главной защитой для офицеров и солдат служило их собственное мужество и доблесть».