Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

«Терпимость является причиной многих бед, она вызывает в государстве смуту и болезни более сильные, чем любое лекарство от них», – размышлял маркиз Аргайл, и в Шотландии жесткая пресвитерианская дисциплина действительно предотвратила распространение опрометчивых взглядов, которыми в то время были заражены органы политической власти Англии. Единственным злом, все еще затрагивающим Шотландию, оставались маркиз Хантли, затаившийся на Севере со своим ничтожным воинством, и Аластер Макдоналд со своими ирландцами, которые по-прежнему хозяйничали на полуострове Кинтайр. В остальном в оставшемся без короля Шотландском королевстве царил мир и порядок, резко контрастировавший с бурлящим Английским королевством. Однако ковенантеры лишились того идеала, за который сражались, и теперь без короля, глядя в будущее, видели перед собой пустоту.

Будущее Англии, каким бы неопределенным и беспорядочным оно ни казалось, было освещено надеждой. Среди сектантов ходили рассказы о втором пришествии и правлении святых, которые иногда принимали весьма практичные формы. Так, Хью Ритер ставил своим соотечественникам в пример Новую Англию, хвастаясь, что за семь лет, проведенных в этой земле обетованной, он «не видел ни одного нищего, не слышал ни одного ругательства и не сталкивался ни с одним пьяным». Если этого можно было достичь по ту сторону Атлантики, то почему нельзя добиться этого у себя дома? Момент для строительства Нового Иерусалима был самый подходящий. Для Хью Питера это означало трудолюбивое, умеренное и безгрешное общество, для Лилберна, Уолвина и Овертона – общество, где люди свободны и равны перед законом, могут высказывать свое мнение по всем вопросам, не связаны никакими несправедливыми запретами и не обладают никакими несправедливыми привилегиями.

Джон Пим, Джон Хэмпден и все те, кто составлял оппозицию королю в парламенте, считали, что права подданных защищены правами парламента. Для них положения Великой хартии вольностей и Общего закона были бастионами свободы. Но Овертон отвергал Великую хартию вольностей как жалкую и ничтожную, а Уолвин клеймил ее как порождение норманнских завоевателей, не соответствующее правам вольнорожденных англичан.

Нужно было еще много и очень много, чтобы сделать англичан равными и свободными. Что же касается закона и законников, то в последние месяцы они заняли первое место среди врагов народа, поскольку неизбежно вставали на сторону тех, кто пытался взять под контроль бьющую ключом активность людей и мнений, рожденную войной. Они вышли на передний план как интерпретаторы и защитники существующих законов и привилегий. То, что юристы, по меньшей мере часть из них, были приспособленцами и взяточниками, признавалось всегда. А по поводу торжества закона Селден сухо шутил: «Закон интерпретируют судьи, но мы знаем, на что способны судьи». Ловкий адвокат, подсказывающий порочному человеку, как разбогатеть за счет дыр в законе, являлся частым персонажем на сцене, пока театры не были закрыты. Но в целом простые люди относились к закону как к чему-то привычному, хотя их отношение было настороженным, иногда скептическим, а иногда критическим. В последние годы юристы, далекие от армии, вели споры в Вестминстер-Холл, придумывали штрафы, защищавшие, как им казалось, богатых от бедных, поддерживали привилегии, установленные существующим законом, гнобили религиозных и политических новаторов и использовали гибкость закона о клевете, чтобы подловить Лилберна и его друзей, чем усиленно провоцировали рост враждебности в обществе.

В начале века главном защитником прав подданных от короны являлся Общий закон. Рассадником легалистской оппозиции королю стали Судебные инны. В первые годы Долгого парламента советы и искусство таких юристов, как Глинн, Мейнард и Уайтлок, много сделали для становления и руководства политической линией парламента. В зарождающейся борьбе между короной и ее подданным особенно значимым было влияние величайшего юриста того времени сэра Эдварда Кока. Осенью 1642 г. те, кто позднее возглавил борьбу против короля Карла, защищали то, что они считали законом. «Закон и свободы» – таким был их девиз; «древние привилегии, закрепленные законом»; «признанный закон страны».

Люди из Армии нового образца ничего об этом не знали. Джон Лилберн и его друзья отвергали закон как абракадабру, написанную «мелким французским торговцем» с единственной целью – обман простого народа и обогащение законников. Они требовали не свободы в соответствии с законом, а простой непосредственной свободы. Они боролись не за соблюдение закона, а за восстановление утраченной свободы, которую юристы коварно урезали не меньше, чем король.

В новой ситуации побежденный король стал просто пешкой в игре, которую можно было использовать или отодвинуть в сторону в борьбе между властью (парламентом или пресвитерианством, церковью или законом) и народом. Война короля с парламентом не привела к решению, но породила новый и более опасный конфликт.