Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Но войну невозможно вести, если парламент расколот, а самым верным способом расколоть парламент было дать партии войны волю блокировать любые возможные попытки договориться с королем. Такая непреклонность оттолкнула бы лордов, напугала растерянных и неуверенных в том, стоит ли им примкнуть к партии мира или вообще уйти из парламента. Кроме того, она и вызвала бы опасения среди сомневающихся или нейтральных обитателей Сити, чьи деньги и поддержка были совершенно необходимы. Партия войны, предоставленная сама себе, шла бы вразрез с их общей целью. Снова, как и год назад, Пим понимал, что может заставить большинство принять те меры, которые действительно необходимы, только если обнадежит и сохранит контроль над сомневающимися членами палаты, людьми, которых пугают крайности. С хладнокровной ловкостью он всю зиму поддерживал требования партии мира о переговорах, но одновременно с этим любыми способами стимулировал поддержку партии войны во всем, что касалось реального развития конфликта: в голосовании о выделении денег, в формировании военных сил, в поддержании хороших отношений с Шотландией.

Он был совершенно убежден, что король в его нынешнем положении не предложит и не примет никаких приемлемых для парламента условий. В то же время лондонский Сити уже слишком предан делу парламента, чтобы отказать ему в помощи, когда снова дойдет до войны. В результате Пим убедил своих друзей в Сити просить заключения договора с королем, но только для вида, а не для того, чтобы предложить ему мир по существу.

Традиционное презрение двора к Сити под действием войны меньше не стало. И когда делегация лондонских олдерменов в холле Крайст-Черч стала убеждать короля, что они желают лишь того, чтобы он гарантировал свободы своих подданных и вернулся в Лондон, окружавшие его придворные разразились издевательским хохотом. Сам король вежливо ответил: «Я не знаю, как заставить вас доверять мне, но было бы лучше, чтобы вы верили тем, кто меньше лжет». После такой оценки правдивости парламентариев он отпустил делегацию, пообещав в свое время дать письменный ответ. Покидая город, они попытались отблагодарить часового на мосту Магдален, но тот отказался, сказав, что ничего не возьмет у «круглоголовых». Позднее король наградил его за это проявление лояльности.

V

Визит делегации Сити совпал с новым поворотом в политике Карла. Джордж Дигби, который по-прежнему доминировал в его политической – но не военной – стратегии, предложил публиковать роялистский новостной листок, что стало бы ответом на официальные и неофициальные бюллетени, бурным потоком лившиеся из Лондона, нанося урон делу короля своими рассказами о его зверствах и сообщениями о его поражениях. В январе 1643 г. появился первый новостной листок кавалеров Mercurius Aulicus. В дальнейшем он стал выходить в Оксфорде еженедельно по цене в один пенни и регулярно переправлялся в Лондон. По-видимому, этим занимались женщины, которые бродили по дорогам под видом нищенок. Они забирали в условном месте пакеты с запрещенными оксфордскими памфлетами и передавали дальше. Чтобы удовлетворить спрос, который не покрывали оксфордские издатели, лондонские роялисты тайно печатали свои листки, не всегда полностью совпадавшие с оксфордскими прототипами, и продавали сочувствующим аж за 18 пенсов. Обычно Aulicus стоил этих денег. Издателем был Джон Биркенхед, молодой член совета колледжа Всех Душ, живое и нелестное описание которого дал Джон Обри: «Он был очень уверенным, остроумным, не питал большой благодарности к своим благодетелям и умел чертовски врать. Роста он был среднего, с большими выпуклыми глазами и выглядел не слишком приятно». Джордж Дигби следил за тем, чтобы его снабжали информацией, но Биркенхед очень скоро превратил свой новостной листок в нечто большее, чем просто календарь событий. Он свободно владел искусством высмеивать и быстро поднял на смех парламентских борзописцев: «Сэр Джейкоб Астли, недавно убитый в Глостере, желает знать, как его убили, из мушкета или из пушки». Но не он, а его лондонский подражатель утверждал, что недавно один проповедник воззвал к Всевышнему: «О Боже, когда же ты возьмешь стул и сядешь в палате среди пэров и когда, о Боже, когда, спрашиваю я, ты будешь голосовать в палате общин?»

Насмешки кавалеров потекли рекой. В сотнях издевательских баллад они пародировали торжественный стиль своих оппонентов.

Роялисты с удовольствием взяли себе некогда оскорбительное прозвище «кавалеры». Сам король дал добро на его использование. «Доблесть кавалеров прославила это имя… – сказал он, – оно означает всего-навсего джентльмена, который несет службу своему королю на коне».