Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

На море за последний год дюнкеркские приватиры[19], действовавшие под защитой испанцев, перевозили оружие и людей для ирландских повстанцев и свободно использовали свои порты и базы, чтобы охотиться на голландские и английские суда. Теперь Ирландская Конфедерация в Килкенни официально назначила одного из этих пиратов своим вице-адмиралом, и на ближайшие семь лет Вексфорд стал основной базой ирландско-дюнкеркского флота из почти 90 кораблей. Кроме этого, вопреки желанию правительства Франции, они пользовались бретонскими портами и перекрывали все западные подступы к Каналу для судов, направлявшихся в Лондон или в порты Голландии. Ирландско-дюнкеркские пираты не выступали открыто союзниками короля, но не нападали на его корабли, а моряки и капитаны из лагеря роялистов считали их своими друзьями, поскольку у них был общий враг.

К этому времени роялисты начали бросать вызов контролю парламента на море. Лоялисты с запада страны предоставили свои корабли в распоряжение короля, губернаторы Гернси и Джерси, являясь его сторонниками, удерживали крепости на своих островах, а их порты были, вопреки мнению жителей, открыто на его стороне. Остров Ланди, острова Силли, остров Мен, родина лорда Дигби, – все они предоставляли укрытие или устанавливали орудия для защиты кораблей роялистов. Суссекские кавалеры захватили и недолгое время удерживали Чичестер, и, хотя к концу декабря их оттуда выбили, опасность повторного нападения присутствовала постоянно. Роялисты не могли вступать в столкновения на море, но смогли сделать крайне небезопасным для всех судов путь в порты, контролируемые парламентом. Лондонские купцы требовали более надежную защиту, но граф Уорик и военный флот парламента были слишком загружены патрулированием Северного моря и Канала с целью не пропускать корабли, везущие оружие королю, в Ньюкасл или на побережье Корнуолла.

IV

В Лондоне росло недовольство и страх. Раздавались возмущенные жалобы на повышение налогов. Король объявил, что любой, кто заплатит не санкционированные им таможенные сборы, будет обвинен в измене. Запрет испугал фермеров, и в начале января они объявили, что больше не могут давать парламенту денег в кредит. Горожане, которые под давлением или в порыве преходящего энтузиазма подписались летом на предоставление займа, теперь приуныли от перспективы затягивания конфликта.

В палате общин преобладало мрачное настроение. Дензил Холлес, раненый и расстроенный поражением своих людей в Эджхилле и Брентфорде, инициировал требование начать мирные переговоры и был поддержан юристами Мейнардом, Уайтлоком и Джонном Глинном. Против этих обеспокоенных людей выступил ряд экстремистов: суровый молодой Вейн, несгибаемый республиканец Гарри Мартен, Александр Ригби – депутат-пуританин от Вигана, возмущенный выходками лорда Дерби в Ланкашире, и другие им подобные. Среди тех 200 членов, которые оставались в палате общин, не было единства, и только лидерство Пима удерживало палату от раскола и анархии, вызванных разногласиями депутатов, принадлежавших к разным фракциям. В Комитете безопасности царил такой же разлад, как и в палате в целом, и ожесточенные высказывания экстремистов грозили пробить непреодолимую брешь между ним и более умеренной и миролюбивой палатой лордов.

И снова Джон Пим, благодаря своему спокойствию и хитрости, сумел обойти эту опасность. В отличие от Вейна и Мартена он не был готов идти на любые крайние меры против короля. Он искренне верил в те слова, которые парламентская комиссия направила графу Эссексу, и хотел, чтобы король вернулся к своему верному парламенту и правил под присмотром такой гвардии, которую парламентарии сочтут приемлемой для этой цели. Но он ясно видел то, что отказывались понимать Холлес и другие: что на данный момент мирные переговоры не приведут к желаемому результату. Король должен быть разбит на поле боя, только тогда он может согласиться на такое ограничение своей власти, которого хотел Пим. (Пим не мог знать, что даже поражение на поле боя не изменит отношения короля, изложенного им 2 декабря того же года в одном личном письме – полушутливом и в то же время совершенно серьезном, – где он писал, что будет либо «увенчанным славой королем, либо терпеливым мучеником», и никакая другая роль его не устроит.) Но для Пима, который, вполне естественно, предполагал, что король смирится с логичными последствиями военного поражения, проблема состояла в том, чтобы сражаться и победить в войне против него.