Ранним утром понедельника 5 декабря они пошли в атаку с отрядом драгун. Город был весь выстроен вдоль широкой главной улицы с тремя-четырьмя постоялыми дворами. Их обширные конюшни с открытыми стойлами являлись уязвимыми точками, которые невозможно было защитить полностью. Через одну из таких точек часть кавалеров пробила себе дорогу внутрь, в то время как другие начали атаку с обоих концов длинной главной улицы. Защитники устраивали баррикады и стреляли из окон, но были опрокинуты. Победоносные кавалеры играючи разоряли амбары, конюшни и склады. Они увезли с собой тюки с тканью, чтобы пустить ее на обмундирование королевской армии, и забрали «весь сколь-нибудь стоящий сыр на сумму 200 фунтов». Пленных связали одной веревкой и отправили в Оксфорд. Беззащитные жители города были сильно напуганы и купили себе мир за деньги. Одному из горожан, который ссылался на бедность, поскольку имел 11 детей, злобный кавалер (бедняга был убежден, что это лорд Дигби собственной персоной) посоветовал пойти и утопить их. Лондонские памфлетисты посвятили разграблению Мальборо не меньше строк, чем погрому в Брентфорде, но самый важный аспект произошедшего для парламента заключался в том, что теперь роялисты могли направлять шерсть и ткань из Уилтшир Доунса мимо Лондона и этим душить торговлю, от которой зависели многие сторонники парламента.
По мере того как новости становились мрачнее, слабели переменчивые симпатии лондонцев к Пиму и его партии. Многие роялисты в Сити были исключены из Городского совета, некоторые же остались в правлении Сити, но еще больше их было среди состоятельных торговцев, которые могли обеспечить подчинение подмастерьев и поддержку друзей короля. Исаак Пеннингтон, избранный лордом-мэром вместо роялиста сэра Ричарда Герни, был в ноябре 1642 г. переизбран на следующий год. Исключительно богатый и имевший свои интересы в торговле тканями, а также в торговле с Восточной Индией и Левантом, он оказывал щедрую поддержку парламенту, а в самые критические месяцы войны проявил себя энергичным лидером, хотя временами ему приходилось сносить оскорбительные выпады «злобных растленных хлыщей» из партии короля.
С закрытыми театрами, уехавшим двором, жестко контролировавшимся трафиком в город и из него, и установленным ежемесячным постным днем Лондон стал холодным, тусклым и встревоженным подозрениями. Еда стоила дорого из-за проблем на дорогах и водных путях, торговля шла вяло, а во время осеннего наступления короля магазины и вовсе закрыли на десять дней. Из-за блокады Ньюкасла не хватало угля, хотя памфлетист, описывая характер лондонской жены, писал, что «уголь – не первая необходимость, другое дело – мужья, теплые в постели и полезные в доме», и предсказывал восстание женщин, если мужчины в ближайшее время не вернутся из армии. Рассказывали, что 800 жителей города были внесены в черные списки как роялисты, и частым явлением стало разоружение подозреваемых и обыски в их домах. От горожан постоянно требовали проявлять милосердие, облегчать участь раненых солдат или их жен и детей, помогать жертвам грабежа и бедным людям из Брентфорда и других пострадавших приходов. «Ордонанс о всеобщем взносе», изданный 8 декабря, стал сигналом к четырехдневным волнениям. Все началось с проблем во дворе Галантерейного зала, который теперь стали называть Залом грабителей, поскольку там проходили заседания парламентского Комитета по сбору денег. Когда купцы-пуритане входили внутрь, над ними смеялись и толкали их. Потом купцы-роялисты подготовили петицию о мире, но Городской совет Лондона запретил им передавать ее в палату общин. После этого податели петиции, как и другие до них, обратились за помощью к горожанам. Вдохновленные такими популярными персонажами, как смотритель медвежьего садка и клоун из недавно закрытого театра «Ред Бул», они пошли к Гилдхоллу, где заседал Городской совет, заполонили все подходы к нему, осадили двери, избили слугу генерала Скиппона, который попытался пробиться через толпу, и в конце концов милиции пришлось их разгонять.
В этот момент король Карл в Оксфорде выпустил декларацию, достаточно убедительную, чтобы пошатнуть каждого колеблющегося сторонника парламента. В сдержанных выражениях, позволяющих предположить авторство Эдварда Хайда, он отменял несправедливые налоги, введенные парламентом без согласия подданных, конфискацию собственности и необоснованное заключение в тюрьму, свидетелями которых так часто становились лондонцы за последние месяцы. На самом деле все это, как утверждал король, было сделано не парламентом, а его зловредной фракцией, узурпировавшей его имя, – всего лишь пятой частью палаты лордов и 80 или около того, депутатами, завладевшими палатой общин. Даже правительство гордого древнего лондонского Сити, указывал король, было сломлено и оказалось в руках немногих.