Война мифов: Историческая память и русское будущее

Эрлих С.Е.   Война мифов: Историческая память и русское будущее

1. Mythistory,или как сделана историческая память

Общепринятые представления о прошлом по недоразумению именуют исторической памятью.

В безосновательности подобного именования легко удостовериться, если вспомнить, что историческая наука стремится без гнева и пристрастия нанизать на причинно-следственные нитивремени все события без исключения. В отличие от истории-энциклопедии, историческая память — это хрестоматия, избранные деяния предков, разнесенные на полюса греха и святости религиозногопространства. По мнению ведущего религиоведа XX в. Мирчи Элиаде, хранение в общественном сознании священных образцов поведения — основная задача мифологии. Таким образом, историческая память — это mythistory, прошлое, увиденное глазами мифа.

Черно-белая однозначность исторической памяти обусловлена тем, что в ее основании лежит мифологема битвы «добра» со «злом», так называемый «основной миф» — поединок божественного героя с демоническим противником.

Бой не на живот, а на смерть между Иваном-царевичем и Змеем Горынычем запечатлен в нашей памяти в качестве самого яркого сказочного образа. Основоположник структурной филологии В.Я. Пропп доказал, что все русские сказки имеют единый порядок сюжетных ходов. Позже выяснилось, что по этой формуле устроены волшебные сказки всех времен и народов. Каким образом объясняется это неслыханное сходство во всем остальном разительно отличающихся культур?

Один из самых авторитетных религиоведов современности Вальтер Буркерт считает, что происхождение данного феномена выходит за рамки культуры. По его мнению, сюжетное тождество сказок народов мира вызвано тем, что в них воспроизводятся биологические программы пищевого и сексуального поведения. Так поведение крысы, направляющейся из своей норы на поиски пропитания и возвращающейся с тяжелой добычей назад, подвергая себя по этой причине серьезным опасностям, полностью укладывается в алгоритм волшебной сказки.

С этой точки зрения исключительное внимание, отводимое бою за добычу (в том числе и за красну девицу) с могучим противником, превращение его в апофеоз повествования — это искажение средствами культуры генетически унаследованного порядка действий. Вспомните, как в детстве у вас наступал «катарсис» — радостное расслабление, в момент, когда в сказке говорилось о победе героя над чудовищем. Но после того как возникала уверенность, что возвращение героя с добычей домой — это ничем не омрачаемый хэппиэнд, оказывалось, что сказке еще далеко не конец и добру молодцу предстоит преодолеть не одно опасное препятствие.

«Основной миф» — это волшебная сказка, от которой отсекли все лишнее. Лишнее с чьей точки зрения? На этот вопрос легко ответить, обратив внимание на разные установки двух феноменов. Очевидно, что задача мифа заключается в воспитании решимости вступить в бой за добычу, а сказки – умения вернуться с добычей домой. Тем самым сказка отражает интересы индивида, а «основной миф» – вида, в действительности интересы народных вождей. По этой причине «заветные» сказки тайком передаются самим народом, а миф ему навязывается вождями в качестве божественной воли: «Мы должны делать то, что совершали боги в начале времен» (Шатапатха-брахмана).

«Основной миф» – это идеологическая уловка, при помощи которой господствующий слой овладевает массами. Она состоит в том, что в процессе сокращенного перевода биологической программы на язык культуры производится скрытая подмена исходного смысла выживания индивида. Готовность жертвовать жизнью за «отечество», т.е. в буквальном значении этого древнерусского юридического термина, за наследственные владения батюшки-царя, выдается за выражение глубинных чаяний народных масс.

Прямая связь мифа с биологией объясняет его преимущество в споре с доводами «чистого разума» — продукта исключительно верхних отделов головного мозга. Миф же начинается из подвала гипоталамуса — одной из наиболее древних частей мозга, ответственной за сексуальное и пищевое поведение, пронизывая оттуда все вышележащие слои нашей психики. Неслучайно в самых ранних вариантах «основного мифа» битва ведется либо за женщину, либо за стадо коров. Благодаря своей укорененности в физиологии мотив священной битвы с демоническим противником обладает «архетипической» и потому огромной силой воздействия: «Тот, кто говорит архетипами, говорит тысячей голосов» (К.-Г. Юнг).

Даже в тех случаях, когда «основной миф» обращается к прошлому, он является программой — политикой, устремленной в будущее.