Война мифов: Историческая память и русское будущее

Историческая память ни в коем случае не является суммой мифов. Это всегда один и тот же «основной миф». Историческая память — неизменная алгебраическая формула, в которой «X» героя и«Y» его противника принимают разнообразные имена участников преходящих событий. От смены значений отношение непримиримой битвы не на жизнь, а на смерть не меняется. Можно сказать, что отношение элементов формы являются истинным содержанием мифа.

Исходный «X» всех времен и народов — это небесный громовержец, а «Y» его пресмыкающийся противник — змей, дракон и прочие гады. В различных культурах этот вечный конфликт священного верха и дьявольского низа получил различные воплощения.

Для христианских народов, и Россия тут не является исключением, «основной миф» воплотился в поединке святого рыцаря Георгия Победоносца с драконом. В нашей стране этот образ со времен московских князей актуализирован в главном символе власти — государственном гербе. Поэтому русский правитель (князь, царь, император, генеральный секретарь, президент) — это всегда святой рыцарь, который борется со змием внешних врагов и внутренней измены.

Миф власти долгое время лишал ее противников символической опоры в общественном сознании. Единственным средством обрести благородный рыцарский образ и, тем самым, получить массовую поддержку было самозванчество Лжедмитриев и Емельяна Пугачева, выступавшего под именем Петра III против своей «супруги» Екатерины II. Иван Болотников и Степан Разин представлялись воеводами «воскресших» царевичей, соответственно Дмитрия и Алексея. Даже декабристы, проникнутые новомодными идеями, были вынуждены выводить солдат на площадь под предлогом сохранения присяги «законному» императору Константину, т.е. применять традиционный прием самозванцев.

Контр-миф власти, т.е. миф оппозиции, борющейся за власть, создан гениальным мифотворцем Александром Герценом. Он раз и навсегда избавил мятежников от необходимости привлекать народ обманными утверждениями, что они действуют от имени истинного царя. Издатель «Полярной звезды» поступил с гениальной простотой — он перевернул мифологические образы. Императору Николаю I приписал чудовищные свойства. Его противников-декабристов представил в виде святых рыцарей, «богатырей, кованных из чистой стали». Благодаря данному символическому перевороту древняя конструкция «основного мифа» заработала на новый мятежный лад.

Герцен не только лишил власть монополии змееборчества. Он добавил к этому языческому, по сути, ритуалу жертвоприношения врага, дополнительный смысл христианскогосамопожертвования. Декабристы не потерпели поражение в борьбе с драконом самодержавия, но, выйдя «сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение»,добровольно принесли себя в жертву. Отчаянное выступление героев 14 декабря, неправедный суд над ними и жестокая казнь представляются в герценовском мифе как новое воплощение страстей Христовых, искупительная жертва за грехи образованного слоя перед народом. Декабристы не только святые рыцари, но еще и христианские мученики. Соединив взаимоисключающие мифологемы языческого жертвоприношения (убийства старого царя) и христианского самопожертвования Герцен придал мифу оппозиции не только смысловую глубину внутреннего противоречия, но и практическую эластичность. В ситуациях «революционного подъема» на первый план выдвигалась змееборческая ипостась. В «годы реакции» миф оборачивался своей христианской стороной святых страстотерпцев-мучеников.

На примере декабристов мы видим, сколь бездонной может быть пропасть между историческим и мифологическим взглядами на одно и то же событие. Мятежи в Петербурге и под Киевом, подавленные в одночасье, не произвели с точки зрения реальной политики никаких значимых последствий: «Зима железная дохнула// — И не осталось и следов» (Ф.И. Тютчев). Не случайно в обширной западной славистике почти все немногочисленные исследования декабристской темы принадлежат выходцам из России. Зарубежные специалисты, не подвергнутые облучению нашей исторической памятью, не находят ничего выдающегося в неудачливых заговорщиках. В то же время русские авторы до сих пор не могут освободиться от чар герценовских мифотехнологий: «И пишут, пишут историю этой буффонады. И мемуары, и всякие павлиньи перья» (В.В. Розанов).

Разбуженная Герценом память о декабристах стала «основным мифом» народившегося в пореформенной России слоя критически мыслящих личностей, который с легкой руки П.Д. Боборыкина стал именоваться «интеллигенцией». С тех пор декабристы выполняют роль метафоры мятежа, являются контр-мифом власти. Надо понимать, что это не локальный миф — частное значение «X» в змееборческом уравнении. Декабристы — это коллективная мифологическая персона, архетипический змееборец оппозиции. Также как в мифе власти за преходящими образами правителей просвечивает неизменный святой рыцарь Георгий, в контр-мифе за народниками, большевиками, диссидентами, несогласными вечно будут стоять святые рыцари-декабристы.