#война#мир#секс

— Учитывая возможность обвиняемого покинуть страну на собственном самолёте, суд решил: в освобождении обвиняемого под залог отказать…

Моё сердце оборвалось.

С пересохшим от волнения нутром я услышал:

— Также суд постановил: на срок проведения следственных мероприятий по делу номер 346-А применить к обвиняемому, Красницкому Ивану Аркадьевичу, меру пресечения в виде лишения свободы «Домашний арест» по месту прописки. А также произвести арест банковских счетов обвиняемого с целью избежания укрытия средств, необходимых для покрытия возможного штрафа по результатам следственных мероприятий. Кроме того, суд накладывает арест на активы компании «Герос Групп Сочи» до выявления обстоятельств.

— Но, господин судья, если активы будут арестованы, все меры по защите Самшитовой рощи… — вырвалось у меня.

Юрий Самвелович поднял руку, предостерегая меня.

— Хотите остаться в СИЗО, Красницкий? — сухо спросил судья.

— Нет. — Я поспешно мотнул головой.

— Напоминаю, что по условиям такой меры, как «домашний арест» суд предписывает постоянное ношение «электронного браслета», регламентирующего местонахождение обвиняемого.

Я встретился взглядом с адвокатом, испытывая маленькое, но облегчение: «Домашний арест», значит, дома. Домой же! Скорее! Куда угодно, лишь бы подальше от этих запахов, решёток, автоматов и казёнщины! Господи, к Рите! Как она?!

Но судья продолжил:

— Домашний арест подразумевает запрет на пользование всеми средствами связи, включая телефон, интернет, почту, на общение с любыми лицами, не прописанными по данному адресу и не являющимися членами семьи. Исключение — вызов полиции, скорой помощи, пожарных. Также учитывая особую «самостоятельность» обвиняемого, предписываю постоянное нахождение конвоя, расходы на содержание которого будут наложены на обвиняемого. Любое нарушение условий «домашнего ареста» закончится переводом обвиняемого в СИЗО. Сидите дома дисциплинированно, Красницкий. На этом заседание суда считаю закрытым, — провозгласил судья без всякой торжественности.

Стук молотка.

Судья лениво встал. Увы, наручники с меня не сняли. Вновь повели под конвоем в автозак. На входе ослепили щелчки камер. Микрофоны журналистов в лицо.

— Что решил суд? В чём вас обвиняют, господин Красницкий! Вы на самом деле уничтожили рощу в Сочи?

— Без комментариев! — рявкнул я, еле сдерживая гнев.

— Без комментариев! — вторил эхом адвокат.

Как же унизительно! Я не должен вернуться сюда, ни за что!

Меня поместили в отвратительный фургон «для мороженой рыбы», и только тут до меня дошло: Рита — не член семьи, и значит, с ней я тоже не имею права общаться? Это как же?..

Глава 70

За окном брезжило утро. Обычное, хмурое, московское. С гулом машин и серыми тучами. Наверное, они снова разродятся снегом. Возможно, жизнь станет белее. Впрочем, без разницы…

Я лежала в своей постели, вылезать не хотелось. Вектор был неясен: куда идти? Что делать? В детстве было проще — забрался с головой под одеяло, и ты в норке — проблемы сами рассосутся. А тут… взрослая уже, неси ответственность.

Я села, отбросив одеяло, и зло глянула на собственное отражение.

Итак, что я имею? Конец света и точку бифуркации: борьба за древний колхидский лес будет стоить моему любимому свободы, чести, радости, состояния. Я — чёртова Пандора, открывшая для него ящик с неприятностями. Вот и наслаждаюсь теперь!

Было мне жалко самшитовый лес? Чёрт побери, да!

Готова ли я платить такую цену за его спасение? Двадцать тысяч раз — нет!

Справедливо?! Да пофиг! И думайте обо мне, что хотите!

Меня крутило — так хотелось к Ване, выворачивало тоской, словно наркомана без дозы! Но вчера я так и не увиделась с ним — меня просто не пустили! Да, я стояла у дверей в его собственном небоскрёбе, у его собственной квартиры, и полицейский с ухмылочкой отвечал на любые уговоры: «Хотите, чтобы вашего любовника перевели в камеру? С вонючей парашей и кучей уголовников на нарах? Давайте, заходите! А я сразу вызываю автозак».

И хоть бейся головой об стену, хоть нападай на чувака с автоматом! Лучше не будет.

Входить можно только женам и членам семьи.

— Но он сделал мне предложение! — воскликнула я.

— Штамп в паспорте есть? Нет. И входа нет, — ответил проклятый мент.

Я так и не нажала на дверной звонок.

Потом Юрий Самвелович, адвокат, передал мою записку Ване и принёс ответ:

«Всё хорошо, Рита. Держись! Мы всё решим».

И стало ясно: он в панике. Даже «люблю» не написал в ответ. И я могу его понять.

Я сама себя сейчас ненавидела! Это был именно тот случай, когда хочется родиться обратно, выпрыгнуть из тела или вернуть время вспять. Будущее виделось грозовым, и ясно было одно — для Вани карьера политика завершена, тюрьма и потеря бизнеса вероятны процентов на девяносто, а мне запрещено с ним встречаться.

Адвокат рассказал мне об этом и велел все действия согласовывать с ним. Впрочем, его совсем не возмутила, как Стеблуха, моя самодеятельность с кампанией в соцсетях.