#война#мир#секс

— Ну нет… Но ты прав: я лох. — Я почувствовала, что краснею. — Я ещё так мало его знаю. И читала далеко не всё. Если по честному, но я настолько ограничилась поиском негатива о Ване, когда нападала на него из-за истории с самшитом, что просто в голову не пришло найти что-то хорошее. А потом… потом просто всё закрутилось и смешалось…

— Автоматизм мышления, — сказал Димон. — Люди живут под управлением шаблонов. На этом мы пранки и строим. Часто вообще не приходится голос менять, достаточно представиться кем-то значимым или записаться на телефонную аудиенцию через помощника под именем, к примеру, министра или губернатора, чтобы собеседник поверил и начал по телефону выкладывать всё, что требуется.

— Прикольно! А я слышала ваши пранки с коллекторами. Там вы по-другому развлекались.

— А-а, — расцвел Димон. — Ну с коллекторами была другая цель — заставить их почувствовать себя в шкуре должника. В таком случае надо наоборот выбивать из шаблона. Было очень весело. В общем, всё зависит от цели.

Я отхлебнула латтэ и взглянула с интересом на пранкера.

— Почти не сомневаюсь, что одно из твоих «высших» — психология.

— Как ты догадалась? — рассмеялся Димон. — И ещё экономист.

— А Бэтмус?

— Он спец по международному праву и переводчик.

— Круто, я давно поняла, что в вашем деле одного чувства юмора и наглости недостаточно.

— Ладно, вернёмся к нашим баранам. Польщён, что ты нам доверяешь, но ты же знаешь, что мы по заказам не работаем… К нам часто обращаются.

— Да, но я в отчаянье!

Димон развёл руками и покачал головой, показывая, что его это не касается. Хоть плачь!

И вдруг зазвонил телефон. Номер неизвестный — наверное, снова журналисты. Я уже даже привыкла к интервью и подобным внезапным звонкам, поэтому не задумываясь, поднесла трубку к уху.

— Алло?

— Рррита, — услышала я бархатно-мужественное — голос, от которого сразу внутри зажглось пламя и мурашки пробежали по рукам.

— Ванечка, — выдохнула я. — Боже, ты!

— Я. Как ты там?

Я чуть не расплакалась, так захотелось его увидеть! Улыбнулась куда-то в стену, забыв об окружающих, и ответила:

— Нормально, я — нормально. А как ты? Я пыталась попасть к тебе, но никак! Как же я ненавижу эти препятствия, охранника этого, дубину с автоматом, камеры! Боже, это просто как в плохом сне, только никак не проснуться! Вань, Ванечка, скажи ещё что-нибудь, пожалуйста, так хочу слышать твой голос!

— Я люблю тебя!

Кажется, слеза сама скатилась по щеке из уголка моего глаза, и я прошептала:

— И я тебя. Очень.

— Малышка, я так соскучился! Будто не два дня…

Снова мурашки. По бёдрам, по рукам, везде.

— Мне Юрий Самвелович передал, продолжил Ваня. — Это правда? Ты правда согласна выйти за меня замуж, Рррита? — в его голосе послышалась взволнованная хрипотца, но от этого он не стал менее мужественным, наоборот.

Я кивнула, прикрывая глаза и растворяясь в его тембре.

— Да, хоть сейчас.

— Рита, — он перевёл дух, — но ведь я не могу подарить тебе настоящую свадьбу — такую, какая у тебя должна быть… С кортежем, венчанием, дворцом и приглашением гостей. Насколько я знаю, для любой девушки это очень важно: атрибутика, платье, ритуал, а потом медовый месяц. Ты достойна самого невероятного, головокружительного путешествия. И счастья. Я так считаю. Но этого не будет. По крайней мере, сейчас. Рррита, я не в тюрьме, но почти в ней. Объективно.

Моё сердце сжалось — как же ему трудно дались эти слова! Человеку, у которого нет слова «предел» в лексиконе, но теперь есть слово «тюрьма». В моём горле собрался ком — это так неправильно! Ему не нужны пределы! И мне…

— Подумаешь, платье! — вырвалось у меня. — Мне плевать на шаблоны! Главное, любовь!

— А если мне присудят реальный срок? Пять, восемь лет… Я буду бороться. Сдаваться не в моих планах, но я не имею права обманывать тебя, Рита. Это всё возможно.

Будто отговаривает, но тем ценнее его честность.

Мне очень хотелось крикнуть ему, что я не допущу этого, что порву каждого, кто захочет причинить ему вред, что разрушу любую Бастилию к чертям собачьим до фундамента и подвала, но полученный только что отказ от Димона уже отрезвил меня. Я не Господь Бог, и волшебство мне доступно. Я не могу.

Потому я просто проговорила, чувствуя каждое слово всеми клетками под кожей:

— Тем более, Ваня. Имеет ли тогда смысл красть у нас лишний месяц, неделю, день? Быть с тобой, сейчас — только это имеет значение.

И мысленно добавила: “I mean it”, так говорят американцы — то есть «Я действительно именно это имею в виду», без подтекста, без двусмысленности, без кокетства и фальши. Жаль, в русском так коротко и ёмко не скажешь.

Ваня ответил не сразу, будто вдыхал услышанное и растворял его в себе. Я это чувствовала. Пауза между нами расползлась вневременьем от динамика телефона до размеров Вселенной. Кто был рядом или что, не важно. Мы дышали друг другом. Из трубки в трубку. И в молчании тоже была любовь. Я чувствовала Ваню, словно он был рядом, и представляла его руки, пальцы, шею, уши, его глаза, и меня переполняла нежность. Тоже размером с целый мир.

— Тогда сегодня? — наконец, спросил он.

Я ахнула.

— Это возможно?