— Нет. Рита, — тихо проговорил Ваня, сливающийся по цвету кожи с пододеяльником, и сжал мою руку. — Прости, что так вышло со свадьбой. Грохнуться в обморок в план не входило.
И тот вопрос снова всплыл в моей голове. Я склонилась к Ване, глядя прямо в глаза и задала его:
— Зачем, Вань?
— О чём ты спрашиваешь?
— Ты знал, что тебе будет так плохо, и всё же рисковал здоровьем и жизнью. Я не фанат твоей мамы, но она права — так нельзя поступать. Если не из любви ко мне, то хотя бы из любви к ней. Твоя мама говорит, что в детстве у тебя было похожее, раза два. Я просто хочу знать.
Он посерьёзнел, замолчал. И посмотрел на меня так, словно забыл нужное слово. Обиделся?
Мне стало неловко — уместны ли сейчас эти вопросы? Но с другой стороны, если муж с женой не разговаривают с первого дня, счастье становится плачевным.
И Ваня выглядел уже лучше.
— Прости меня, — повторила я. — Я хочу, чтобы мы говорили и слышали друг друга. Я не могу понять причину того, что случилось. Точнее, я понимаю, и да, я согласилась сама. Но вышло слишком большой кровью. Я не хочу выходить замуж, чтобы сразу тебя потерять. И вообще не хочу терять тебя! И я чувствую вину: если б я не согласилась, всего этого не было бы с тобой… Я чувствую себя… ужасно. Прости!
Я не досказала то, что не готова переживать такой ужас опять и опять. Мне кажется, лимит переживаний о жизни и смерти у меня достиг какого-то предела. Ещё с мамой.
— Не надо. Ты не виновата, — сказал Ваня и приподнялся на подушке. Взглянул откуда-то из глубины и сказал: — Я виноват. Я вор.
Я растерялась. Что он имеет в виду?!
— Ты на самом деле скрываешь какое-то преступление? — спросила я неуверенно.
Он вздохнул, но глаза не отвёл.
— Я украл твоё время, Рита.
— Что ты говоришь?! — потрясённо сказала я, не зная, списать ли это на бредовое состояние при ацидозе, о котором я начиталась за время ожидания.
Ваня взглянул на капельницу и перевёл взгляд на наши руки.
— Знаешь, мне всегда важно было добиться того, что я хочу: получить, завоевать, выиграть, чего бы это ни стоило. И в этом парадокс: я люблю в тебе больше всего настоящесть, правдивость, честность, а сам лгу.
Я напряглась ещё больше. Казалось, вены вот-вот вздуются и выступят на моей коже.
— В чём ты обманул меня?
— Я не предупредил тебя о том, что на 90 % в суде мы не выиграем. И я окажусь в тюрьме.
— Да ну что ты! — замотала я головой. — У тебя такой классный адвокат — такую многоходовку со свадьбой провернул и без подготовки.
— Хорошо бороться, когда знаешь, с кем. Понимаешь цели и задачи противника. Но Юрий Самвелович пообщался со следователем. Спросил, как это иногда бывает, какую сумму тот хочет. И кто заказал меня. Ну, конечно, он сделал это более деликатно, понимаешь?
— И что ему ответили?
— Ничего. Только то, что я должен понести наказание за Самшитовую рощу и взятку. Следователь из прокуратуры сказал, что будет настаивать на восьми годах. Если честно, это смешно. Никто не припаивает за подобное такие пункты статей. И взятки я давал куда бóльшие. Эту вообще передавал мой сотрудник, и миллион — это так, курам на смех.
— Ну, не всем курам…
— Не важно. Адвокат по моей просьбе выходил и выше. Результат тот же. Он разговаривал с Копытковым, ты знаешь его.
— Да.
— Тот сделал невинную рожу, словно не пытался у меня выманить триста миллионов рублей на постройку мусоросжигательного завода в охраняемом государством лесу.
— А ты?
Назад
123
След. часть
— Я послал его к чёрту. Не стану же я один лес спасать, другой гробить?
— Тогда почему ты вор, Ваня? Я правда не понимаю…
— Потому что если нет заказчика, — сказал он, не отводя от меня глаз. — Это значит кому-то в прокуратуре нужен показательный процесс по «топам». И жребий пал на меня, хотя никто не безгрешен в бизнесе. Я тоже. Я мухлюю с налогами, хоть и не слишком. Даю там, где без этого не решить вопрос. Да, не все мои методы борьбы с конкурентами безупречны.
Он вздохнул глубоко и печально, продолжил.
— Так вот, всё показывает на то, что я получу свой срок. И отсижу. Вот что я хотел сказать, Рита. И я хотел просто, чтобы ты была рядом немножко. Пока я не за решёткой. Я слишком этого хотел… Только это не честно по отношению к тебе. Окончательно я это понял здесь, когда пришел в себя. Реанимация очень освежает.
Я закусила губу. Ничего себе новости! Ещё один повод сойти с ума.
— И сколько, по-твоему, у нас есть?
— От двух до шести месяцев. Всё зависит от решения прокуратуры и хода следствия. Не исключаю, что они пользуются временем, чтобы получить больше доказательств, и чтобы обвинения посыпались снежным комом.
— Так мало! — вырвалось у меня. Сердце защемило.
— Мало.
— Но ты к себе несправедлив. При чем тут воровство?! Я же сама согласилась!
— Я не отговорил. А ты не знала всей правды. Я уже знал.
— Зачем ты говоришь мне это?
Пауза, вздох.
— Чтобы ты знала всё и могла аннулировать брак, узнав обо всех сторонах жизни со мной. Ты достойна правды! Ты полна достоинства, даже несмотря на… — и он как все, взглянул на мою грудь.
— Да на что вы там все смотрите?! — возмутилась я, проигнорировав первую часть предложения.