#война#мир#секс

С Ритой я счастлив. Разбит, осуждён, ограничен четырьмя стенами, но при этом счастлив. Мне было стыдно перед ней даже больше, чем перед мамой. Только это всё, на что я способен. Сейчас. Потом будет герой из-за решётки, и это смешно и жалко. Мне нужно будет отпустить её, потом. Если смогу.

Но прямо сейчас… — я даже задрожал внутри, представляя перед собой её, мою Ррриту, — у нас только-только родилось что-то настоящее. И я не о сексе, хоть он и великолепен. Между нами есть кое-что больше. Оно такое нежное, хрупкое, как вздох младенца. Тёплое до слёз.

И я впервые думаю о её глазах, а не о груди. Хотя что там кривить душой? О груди я тоже думаю. Представляю. Схожу с ума.

Разве не стоит это моего бешено бьющегося сердца и густеющей, чужой крови? И риска умереть? Я не мог есть без неё. И теперь потерплю. Боль в желудке — просто боль, даже когда так адски скручивает. Я выключился. Включился снова уже на каталке приёмного отделения.

Это был не Камергерский. Внутри всё рухнуло, сердце снова схватило. Врачи суетились, делали анализы, прямо в смотровую привезли УЗИ. Нитроглицерин под язык. Надсмотрщик не отходил ни на шаг.

Но я всё равно ждал. Как идиот.

И вдруг увидел её! Красивую, невероятную… Тогда я взял всё, что было во мне, в кулак. И встал. Она обернулась. Рррита! Моя невеста. Как я люблю тебя! Не плачь…

* * *

Внезапно пазл начал складываться. И откуда-то появился Юрий Самвелович, и главврач Саша Фёдоров, однажды мы хорошо выпивали на презентации яхт в загородном клубе, а потом между делом я выписал больнице чек на какое-то крутое оборудование из Германии. Саша и выставил надзирателя, как пацана. Он умеет, мощнейший тип.

Появились ещё какие-то люди. И как снежное, искристое облако в белом, ко мне подошла Рита. Как трудно было уступать разуму и не говорить, не целовать её!

Перед глазами плыло, но я держался за Риту. Что-то делал. Что-то отвечал. И вдруг откуда-то сбоку: "Поздравляю, вы муж и жена!"

Мы сделали это?!

Рита засияла, я расслабился и отспутил волю. Нельзя было. Какая-то сила понесла меня назад, словно стержень внутри сломался и превратился в кисель. Я куда-то падал. Меня кто-то хватал. И кричал что-то лишнее. Но меня не обманешь, я плыл во мраке, уцепившись за нежное, яркое, как солнце, рядом — за "Я люблю тебя" моей Жены.

Глава 83

Время застыло. Я бежала, стремилась, боялась не успеть, а теперь словно маятник ушёл в другую сторону — в небытие. И это было самое трудное — ждать. Ваню увезли в отделение интенсивной терапии, а я осталась в толпе людей.

Мелькали лица. Голоса. Взгляды. Только фон.

Даже меня не было здесь.

Я была где-то там, за дверями под золотистой табличкой «Противошоковый зал». С ним.

И сердце сжималось. Оно тоже было не со мной.

Мне были безразличны косые взгляды людей на мою грудь, сочувствие друга, внешнее спокойствие адвоката, бесконечные звонки Регины; истеричные обвинения Ваниной мамы, грубость надзирателя, и их вытянутые лица при виде свидетельства о браке и пары моих слов. Я не испытала победного удовлетворения.

Я жена.

Мой муж в реанимации.

Точка.

Другое не важно. Отстаньте просто.

Каждая пора кожи была наполнена напряжением. И от него знобило. Телохранитель Василий принёс кофе из автомата. Молча поставил передо мной на подоконник и встал, заслонив на всякий случай от несдержанного на слова лба с автоматом. Впрочем, это было не обязательно — кто-то становится уязвим в такие моменты, я нет. Так мы и стояли рядом — Василий и я — две немые, неподвижные скалы. Одна — в платье невесты…

Это тяжело — играть в покер со смертью. Особенно когда знаешь, что однажды она всё-таки выиграет.

Ожидание выматывает, уничтожает, потому что мозг рисует страшные картины. Но я знаю рецепт, который помогает, когда оказываешься в скорой — мысли надо не додумывать. Избавиться от них невозможно, но если не давать им силу, не хвататься за хвост каждого придуманного сюжета, фразы и не раскручивать их до инфаркта, они рассыплются в прах и уступят место другим. Скорее всего таким же отвратительным. Но тоже ненастоящим.

А ещё можно «заморозиться» и ухватиться только за вдохи и выдохи. Стас говорил, йоги так делают, а я сама это изобрела этот способ ещё в детстве, с мамой.

* * *

Я бы сказала об этом своей новой «матери». Но она была слишком занята скандалом с надзирателем, с персоналом, с несчастной девушкой-психологом и даже с кофе-автоматом. Я знаю, Ирине Лорантовне тоже страшно. Но меня отталкивает такая реакция. И я имею право на то, чтобы не бороться сейчас ещё и с этой визгливой рыжей женщиной с Ваниным носом. Судя по взгляду, она была готова принести меня в жертву, сдать инквизиции или четвертовать лично с верой в собственную непогрешимость, как член куклусклана.

Впрочем, и на это мне сейчас было плевать.