Дама из ЗАГСа поджала губы и с усердием шлёпнула печати в нескольких местах. Помахала розовой бумажкой с гербом в воздухе и просияла:
— Иван, Маргарита, поздравляю! Вы — муж и жена. Свидетельство — супруге, как я полагаю.
— Спасибо! — выдохнула я.
Адвокат пожал руку Ване и улыбнулся мне:
— Ну, теперь можете разговаривать! Поздравляю вас.
Откуда-то из-за соседней шторы он извлёк шикарный букет алых роз и вручил его мне.
— Ты самая красивая, Рррита! Ты моя жена! — счастливо произнёс Ваня, наконец. — Господи, как я соскучился!
Все вокруг заулыбались и захлопали.
— Ванечка, любимый! — чуть не расплакалась я от переполнивших меня чувств. — Муж! Ванечка!
— Я люблю тебя, Рррита! — сказал Ваня и потянулся ко мне через койку.
Но вдруг качнулся, его рука скользнула по металлическому столбику, и мой муж рухнул на руки врачей без сознания.
Перстень с бриллиантом покатился по полу.
— Ваня! — закричала я.
В смотровую влетела невысокая женщина с рыжими волосами и таким же длинноватым, как у Вани носом:
— Где мой сын?!
Глава 82
Как же я ждал её, мою Ррриту! Я весь сконцентрировался на этом, отодвинув на задний план и боль в висках, и тошноту, и то, что снова взбесилось сердце. Я ждал…
И я понимал, что меня отвезли не туда, и всё не по плану. Вообще к чертям!
Как бы я ни говорил упыркам из ФСИНа про то, что приписан к медцентру скорой помощи на Камергерском, ближе к моему дому, эти сволочи упёрлись, что не положено. Тогда пришлось выдавить, что им придётся иметь дело с моим адвокатом. Хотя, чем именно им это грозит, я и сам не знал. Просто выдал на гора, как умею, с наглой уверенностью, пусть и хрипло, скручиваясь на скамье автозака.
Неужели всё зря?! — не мог я поверить, глядя в серый потолок казённого фургона.
Шутить больше не хотелось. Да и сил не было. Ужасные запахи, холод были пустяком по сравнению с наступающим на горло отчаянием. Кажется, из-за него, а не из-за приступа я дышал так громко, до стискивающей боли в лёгких.
— Эй, не загнись там, — с опаской оглядывался на меня надзиратель.
Я не должен. У меня был план, точнее призрак плана.
Шанс зарегистрировать брак был только в приёмном отделении, потом даже в больнице к дверям палаты приставят охрану, и это будет не лучше, чем дома. Хуже. Но я до последнего верил.
Потому что мне ничего не оставалось, кроме двух-шести месяцев домашнего ареста, а затем… Я знал, что буду осужден. И совсем не на год или два.
Да, я буду не первым, кто с миллиардом долларов на счету станет шить халаты или валить лес. К таким, как я, закон не проявляет интерес просто так. И даже если будет доказано, что в деле Самшитовой Рощи я не при чём, найдут ещё что-нибудь плюс к той взятке.
Я не святой, я много работаю — так, как это возможно в нашей реальности. То есть я обхожу законы и даю взятки, я пру напролом там, где требуется. Стоит только копнуть глубже, и будет что добавить. Не уголовщины, нет! Но то, что можно отметить как удачную сделку, вполне можно списать и на экономические махинации. Или мошенничество в особо крупных размерах. И всё зависит от угла зрения. И от смотрящего.
У меня не бывает мелких заказов, я играю и рискую по-крупному. Всегда. Даже странно при этом вдруг становиться петрушкой. Увы, это так. Я не испытываю иллюзий.
Потому что прощают и большее. Но осуждают и за меньшее, если кто-то начал против тебя большую игру. Кто и почему? Пока я только строил догадки. Неизвестность раздражала. Я все эти дни пытался проанализировать, что сделал не так? И версии рушились, кроме двух, самых банальных: конкуренция и деньги.
Кому-то с властью на руках захотелось больше. Точнее, всё. Моё. И за время ареста постепенно или сразу этот кто-то подгребёт мой бизнес.
Схема очень проста: компания с арестованными счетами не сможет вести дела и вообще функционировать. Соответственно, она разорится, и её можно будет купить за бесценок, практически с молотка, как на гаражной распродаже. И когда от моей «Герос Групп» ничего не останется, когда корпорацию распродадут или переименуют, обо мне просто забудут, дадут отбыть свой срок за решёткой, а потом выпустят как отработанный материал.
Я понимал это и бесился. И в моей жизни наступил момент, когда внезапно осознаёшь, что ты не всесилен. Что имеется сила выше тебя, которой плевать на твою самоуверенность, планы и амбиции. Да и на таланты тоже. Её не перехитрить. И я говорю вовсе не о государстве и чиновниках.
Я взглянул в небо сквозь зарешеченные оконца тарантаса.
А ещё, — признался я себе, — я боюсь. Я не знаю, буду ли нужен Рите после всего этого.
Вот до суда и под домашним арестом я смогу побыть с ней. Да, я эгоист. И возможно больше люблю себя, чем её, но не могу отказаться. Я никогда не упускаю шанс побыть счастливым, даже если он ничтожен. Эта моя боль как взятка Богу. Примет ли?
Или так в любовь не играют? Но я не знаю, как по-другому.
Я люблю себя или люблю её?! Как будто это имеет значение!