Война на Дунае

– Чего это он мой, этот пруссак? – пожав плечами, проговорил Егоров. – Такой же, как и твой, если уж на то пошло. Странно, конечно, это всё, Мить. С верховным визирем Репнин всё уже обговорил, а уж он-то, небось, повыше всякого там драгомана будет?

– Верховного драгомана! – подчеркнул крайне возмущённый Толстой. – Это, считай, как целый министр наш, чуть-чуть только лишь уступающий титулом рейс-эфенди. Так у него, видишь ли, вдруг верительная грамота от Селима III на руках оказалась. Не-ет, неспроста это всё! Похоже, заранее такое спланировано было. Прощупывали они нас, Лёшка, слабинку нашу искали. И Репнин, главное, такой добренький, ну прямо ни рыба ни мясо! Резко слишком он позиции начал сдавать! На восемь месяцев перемирия, аж до апреля следующего года идёт! Хорошо это?! А турки за это время новые силы за Дунаем накопят, да? Из Англии им оружия и советников дадут, золота для продолжения войны сверх всякой меры отсыпят. А на следующий год османы сюда за Дунай ринутся и через проливы британский флот в Чёрное море запустят! Вот точно мы доиграемся с такими-то переговорщиками! Вон твой покровитель фон Оффенберг третий день уже темнее тучи ходит, а поделать ничего не может, все полномочия по ведению переговоров лишь у одного Репнина! Только и шлёт Генрих Фридрихович одного за другим гонцов в Санкт-Петербург. С генерал-аншефом вдрызг разругался, тот его вообще из армии погнать обещал.

Заключить «худой мир» генерал-аншеф Репнин Николай Васильевич не успел. На следующий день после весьма эмоционального разговора с Толстым пришла весть о громкой победе русских войск на кавказском театре военных действий. Войска генерал-аншефа Гудовича в ходе ожесточённого штурма, длившегося пять часов, взяли хорошо укреплённую турецкую крепость Анапу. Гарнизон её потерял более восьми тысяч убитыми. В плен же попало тринадцать с половиной тысяч турок. Потери русских войск составили одна тысяча двести человек. Из расположенной рядом крепости Суджук-Кале (она находилась подле современного Новороссийска) турки при приближении высланного генералом отряда сбежали в горы, не приняв боя и бросив двадцать пять орудий.

В русском лагере салютовали из пушек и ликовали. Турецкая делегация ходила подавленная. Итоговый раунд переговоров был отложен на три дня. В этот момент как раз и прикатил кортеж с далёкого севера. К своей армии наконец-то прибыл её командующий светлейший князь генерал-фельдмаршал Потёмкин Григорий Александрович.

– На генерал-аншефа как сапожник бранился! – рассказывал пришедшему за новостями Егорову Митя. – Мы думали, поколотит он его вообще! Ох и лют же его светлость в гневе! «То, что турок без меня разбил, молодец, Колька! – кричит он Репнину. – А почто же им победу так задёшево продаёшь?! За что все эти годы наша армия билась?! Сколько рекрутских наборов в топку! Мир хотел успеть до меня заключить?! А какой это мир будет, ты подумал?!» Вот прямо так и кричал он ему. А так-то он для самой армии с поздравительным рескриптом от императрицы приехал. С медалями и крестами за Измаил. Простые солдаты и офицеры они что, они ведь есть самые настоящие труженики войны. Готовь теперь к параду свой полк, Лёшка. Светлейший решил перед турками и иностранными посланниками войсковые колонны провести и продемонстрировать решимость к новым баталиям. Переговоры же он повелел перенести в Яссы, и лёгкими они теперь для турок уже точно не будут. Видно, потому тебя к себе и позвал Генрих Фридрихович. Какое-то важное дело для тебя намечается. Не зря ведь за прусским и британским представительством велено было усилить наблюдение.

Заключение

Взятие Измаила потрясло Османскую империю. Казалось, что теперь Суворову было достаточно форсировать Дунай, и его армию ничто бы не смогло остановить до самого Стамбула, а там уже царила паника. Но команды продолжить наступление не было. Напротив, генерал-аншеф был вызван в Яссы к Потёмкину, где для него готовилась торжественная встреча. Александр Васильевич же приехал инкогнито и забежал на ступеньки дворца, где его встречал светлейший. При встрече они даже расцеловались. «Чем могу я наградить вас за ваши заслуги, граф Александр Васильевич?» – спросил Потёмкин, радуясь встрече. Но тут у Суворова взыграло самолюбие, ведь он давно сам мечтал о фельдмаршальском жезле и независимости от светлейшего, да и был он не согласен с последним указанием о паузе в войне. «Нет, ваша светлость, – раздражённо бросил он в ответ, – я не купец и не торговаться к вам приехал. Меня наградить, кроме господа Бога и всемилостивейшей государыни, никто более не может!»

Потёмкин изменился в лице. Он повернулся и молча вошёл в зал. Вслед за ним проследовал туда и Суворов. Здесь генерал-аншеф подал строевой рапорт. Оба походили по залу, не в состоянии выжать из себя ни слова, молча раскланялись и разошлись. Больше эти великие люди уже никогда не встретятся.