Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Важное свидетельство того, какая судьба была уготована советским пленным, — полное отсутствие их учёта ОКВ до января 1942 года, надёжно установленное Штрайтом[728]. Это показывает связь действий нацистов с классической практикой поселенческой колонизации: этих людей для завоевателей как бы не существовало, поэтому ни их жизнь, ни их смерть не имело смысла отражать в документах. Особое, колониальное, отношение выразилось и в чудовищном факте клеймения красноармейцев, которое во всех цивилизованных странах если и применялось в середине XX века, то исключительно к скоту. Тем не менее в январе 1942 года ОКВ предписало «каждому советскому военнопленному нанести ляписом клеймо на внутренней стороне левого предплечья». Однако вскоре тип клейма был изменён: оно приобрело «форму острого угла примерно в 40 градусов с длиной сторон в 1 сантиметр, расположенного острием кверху, которое ставится на левой ягодице на расстоянии ладони от заднего прохода»[729]. Наконец, факт вопиющий: нацисты охотно использовали советских военнопленных как материал для бесчеловечных медицинских опытов. Описание одного из них сохранилось в показаниях Вальтера Неффа, санитара, служившего в концлагере Дахау при докторе Зигмунде Рашере, изучавшем влияние холода на тело.

«Это был самый худший из всех экспериментов, которые когда-либо проводились. Из тюремного барака привели двух русских офицеров. Рашер приказал раздеть их и сунуть в чан с ледяной водой. Хотя обычно испытуемые теряли сознание уже через шестьдесят минут, однако оба русских находились в полном сознании и по прошествии двух с половиной часов. Все просьбы к Рашеру усыпить их были тщетны. Примерно к концу третьего часа один из русских сказал другому: “Товарищ, скажи офицеру, чтобы пристрелил нас”. Другой ответил, что он не ждёт пощады “от этой фашистской собаки”. Оба пожали друг другу руки со словами: “Прощай, товарищ”…. Эти слова были переведены Рашеру молодым поляком, хотя и в несколько иной форме. Рашер вышел в свой кабинет. Молодой поляк хотел было тут же усыпить хлороформом двух мучеников, но Рашер вскоре вернулся и, выхватив пистолет, пригрозил нам…. Опыт продолжался не менее пяти часов, прежде чем наступила смерть»[730].

В современной российской публицистике на советское руководство иногда возлагается ответственность за отказ помочь военнопленным через структуры Международного Красного Креста. Основным пропагандистом этого тезиса выступает блогер Константин Богуславский, опубликовавший ряд подлинных документов, которые свидетельствуют: с января 1942 года советское руководство действительно отказывалось вести переговоры с МКК. Основную причину этого Богуславский видит так: «К концу 1941 года в плену оказалось более трёх миллионов человек, и одной из задач советского руководства было остановить эту лавину. Советский солдат должен был понимать, что во вражеском плену он не будет получать посылки с едой от Красного Креста и отправлять домой открытки и что его ждёт неминуемая смерть»[731].

Это утверждение представляется крайне легковесным и должно быть поставлено в предельно чёткий исторический контекст. К осени первого года войны Кремль обладал огромным массивом информации, который не оставлял сомнений: немцы массово и повсеместно уничтожают пленных — на оккупированных территориях происходит настоящий геноцид. Зимой 1941–1942 года советских солдат, попавших под полную власть нацистов, с очень высокой вероятностью действительно ждала запланированная врагом смерть. Кремль убедился в решимости Гитлера вести политику уничтожения и глубоко сомневался, что посылки Красного Креста попадут по назначению. Эти опасения были не беспочвенны: немцы соглашались принимать провизию для военнопленных РККА только при условии, что распределять её будут коменданты лагерей, то есть сами немцы[732].