Кроме того, Москва не доверяла и Международному Красному Кресту. Он никак не прореагировал на ноту Молотова, не высказывая даже озабоченности по поводу озвученных наркомом фактов. Наверняка принималось во внимание и то, что само положение МКК было политически двусмысленным. Штаб-квартира Красного Креста располагалась в Женеве, а Швейцария была зажата между Германией и Италией; её политическое руководство боялось нацистской оккупации, план которой — под названием «Танненбаум» («Ель») — уже лежал на столе у Гитлера. Швейцарские политики пытались использовать Красный Крест для умиротворения фюрера. Посол Берна в рейхе Ганс Фрелихер позднее признался: «Я чутко отнёсся к заявлениям Геббельса, адресованным нашим журналистам, согласно которым скоро станет ясно, кто сам себя исключил из новой Европы; я гадал, какой же вклад мы могли бы сделать, не компрометируя наш нейтралитет»[736]
. Под влиянием этого «чуткого» отношения осенью 1941 года на Восточный фронт — в Смоленск! — выехала миссия медиков МКК, которые должны были лечить… только раненых немецких солдат. Посещать лагеря военнопленных и помогать коренному населению им было строжайше запрещено. 8 ноября швейцарский хирург Юбер де Реньер записал в своём дневнике: «Видел колонну из сотни русских пленных. Позади колонны, что двигалась со скоростью около 1 метра в минуту, шли трое, обнявшись за плечи. Вернее, двое фактически несли того, что был посредине. Он сам не держался на ногах, но и товарищи его были на пределе. Одно из самых сильных впечатлений за всё время — эти трое, бредущие по прямой дороге на въезде в город. Прямо перед входом в наш госпиталь тот, что посредине, падает на колени. Двое товарищей не в силах его поддержать. Мой долг — спуститься, подхватить бедолагу и, перевязав его, отнести в палату. Но нет, я остался на месте. И, как все, молча наблюдал эту сцену. Свой врачебный долг, долг волонтёра Красного Креста, и просто человеческий, я не выполнил из страха перед гневом принимающей нас стороны»[737].Красный Крест молчал и о холокосте. Последние исследования, в том числе фундаментальная работа швейцарского историка Жана-Клода Фавэ[738]
, доказывают, что в Женеве с 1942 года прекрасно знали: нацисты систематически уничтожают еврейское население Европы. Однако фактический глава МКК Карл-Якоб Бурхардт, который председательствовал в организации ввиду болезни её реального шефа — Макса Хубера, и президент Швейцарии Филипп Эттер (тоже член Комитета) решили не поднимать шум. Бурхардт до войны занимал пост комиссара Лиги Наций по делам Вольного города Данцига и был связан с влиятельными кругами Третьего рейха. Эттер в свою очередь открыто симпатизировал Гитлеру и особенно Муссолини. В результате даже в 1944 году комиссия МКК, посетившая концентрационный лагерь Терезиенштадт в Чехии, не нашла никаких свидетельств плохого обращения нацистов с евреями. Сегодня этот эпизод является краеугольным камнем в мифологии отрицателей холокоста! В свете таких фактов неготовность советского правительства сотрудничать с организацией, осторожно искавшей для себя «место в новой Европе», становится понятнее.Что касается Гитлера, то к началу 1942 года он принял решение не соблюдать видимость приличий и отверг предложение Красного Креста о дальнейшем составлении списков военнопленных. Самое интересное здесь — откровенная мотивировка, которой фюрер обосновал нежелание продолжать всю эту канитель.