Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Столкнувшись с необходимостью вуалировать планы уничтожения, в августе 1941 года Германия неофициально пустила представителей Международного Красного Креста[733] в специально подготовленный к их приезду показательный лагерь Хаммерштайн и передала им список из 297 фамилий советских пленных. Список этот был подготовлен очень небрежно и выглядел как издевательская отписка: в нём отсутствовали имена и отчества, указания воинского звания, места рождения, сведения о состоянии здоровья военнопленных, что произвело крайне отталкивающее впечатление на советскую сторону. Ответный список решено было не отправлять — особенно на фоне вала новостей об издевательствах над военнопленными.

Германия изощрённо лицемерила. Заигрывая с Красным Крестом, она ровно в то же время готовилась к испытаниям массового истребления людей с помощью газа «циклон Б». Список из Хаммерштайна пришёл в Москву 29 августа 1941 года, а 3 сентября в Освенциме были впервые уничтожены методом газации 600 советских военнопленных и 250 поляков. Вскоре «циклоном Б» истребили следующую группу в 900 красноармейцев. «Русских заставили раздеться в коридоре, и они совершенно спокойно вошли в морг, так как им было сказано, что будет проведена санобработка против вшей… — рассказывал об этом впоследствии комендант Освенцима Рудольф Хёсс. — Дверь заперли и через отверстия пустили газ. Как долго длилось убийство, я не знаю. Некоторое время ещё был слышен зуммер. При пуске кто-то крикнул: “Газ”, в ответ раздался вой и стук в обе двери. Но они выдержали напор. Только через несколько часов открыли и проветрили. Я впервые увидел трупы погибших от газового удушения в таком количестве. Мне сделалось не по себе до дрожи, хотя я представлял себе смерть от газа ещё хуже. Я полагал, что это мучительная смерть от удушья. Но трупы были без каких-либо признаков судорог. Как мне объяснили врачи, синильная кислота действует парализующе на лёгкие, и это воздействие настолько внезапное и сильное, что дело не доходит до явлений удушья, как это имеет место при применении светильного газа или при откачке кислорода из воздуха. Об уничтожении русских военнопленных я тогда не задумывался. Было приказано, и я должен был выполнять приказ»[734].

Конкретно об этом в СССР тогда не знали, но знали о многих других фактах истребления военнопленных. Их Молотов скрупулёзно перечислил в ноте от 25 ноября. Из этого текста понятно, что в Кремле в общих чертах верно представляли себе план голода и содержание узаконивших его директив. «Стремясь к массовому истреблению советских военнопленных, — говорил советский нарком, — германские власти и германское правительство установили в лагерях… зверский режим. Германским верховным командованием и министерством продовольствия и земледелия издано постановление, которым для советских военнопленных установлено питание худшее, чем для военнопленных других стран, как в отношении качества, так и в отношении количества подлежащих выдаче продуктов. Установленные этим постановлением нормы питания… обрекают советских военнопленных на мучительную голодную смерть. …Германское правительство, однако, всячески старается скрыть от общественного мнения изданные по этому вопросу… постановления»[735].

Сотрудничество через Красный Крест могло быть только двусторонним, осуществляемым на одинаковых условиях для Германии и СССР, а гарантий взаимности у Кремля не было. Все факты говорили о прямо противоположном. Сталин и Молотов должны были прийти к выводу, что готовность Берлина общаться через Красный Крест — это пропагандистская завеса для общественности, под которой истребление советских граждан продолжится, а также уловка, чтобы выведать максимум информации о своих солдатах в советском плену. По большому счёту так оно и было.