Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Конечно, и в вопросах искусства были свои исключения национал-социалистического толка, например, летом 1943-го в саду Тюильри были сожжены около шестисот работ «французского дегенеративного искусства». С другой стороны, один из лидеров мирового арта Пабло Пикассо (чьё творчество нацисты причисляли к дегенеративному) всю оккупацию спокойно прожил в Париже. Правда, там не было его выставок, но он жил в хорошей квартире, безостановочно творил, а в 1943 году в парижском ресторане познакомился со своей музой Франсуазой Жило. Якобы однажды он даже остроумно побеседовал с офицером вермахта; на вопрос: «Это не вы автор “Герники”?» Пикассо ответил: «Нет, это вы её авторы» (речь идёт о картине Пикассо, на которой изображено уничтожение мирного испанского города Герника фашистской авиацией. — Е.Я.)[392]. Последствий эта дерзость не имела.

Когда исход войны стал ясен, масса пассивных обывателей стала числить себя бойцами Сопротивления или на худой конец сочувствующими: любая заурядная стычка в трамвае с чиновником оккупационной администрации теперь изображалась как акт протеста. Позднейшая история наполнена любопытными и абсолютно нереальными легендами в этом духе. Так, в биографиях актера Жана Маре часто упоминают, что в 1943 году он избил редактора пронацистской газеты из-за политического несогласия. Возникает вопрос: почему человек, который так явно выказал свою нелояльность нацистской власти, остался безнаказанным? Ведь это же скандал на всю страну. Скандал действительно разразился, однако, как убедительно показал английский историк Дэвид Прайс-Джонс, был он вовсе не политическим[393]. Ретивый журналист в рецензии на спектакль «Тристан и Изольда» намекнул, что исполнитель главной роли Жан Маре — гей. Открытый гомосексуализм в Третьем рейхе однозначно не приветствовался: при особо неблагоприятных обстоятельствах за это можно было попасть даже в Бухенвальд, где доктор-эсэсовец Карл Вернет проводил опыты над геями, пытаясь превратить их в гетеросексуалов. Так что обвинение было серьёзным, и реакция последовала соответствующая. Потом дело замяли благодаря вмешательству сожителя Маре — драматурга Жана Кокто, имевшего связи в высших сферах.

Образ единых корней — краеугольный камень немецкой пропаганды на Западе. Нацисты настойчиво вызывали из прошлого тени великих исторических героев, которых при умелой подаче можно было представить их союзниками. В Берлине и Париже усердно чествовали Карла Великого, основателя Западной империи; в 1942 году прошли пышные празднования 1200-летия со дня рождения первого «короля» (слово «король» происходит от имени могучего Карла). Во время войны против СССР имя этого монарха получила франко-германская дивизия СС «Шарлемань» (от франц. Charlemagne — Карл Великий), герб которой представлял собой щит императора: левую сторону украшал германский орёл, а правую — шеврон с французским триколором. Любопытно, что в мае 1945 года двенадцать бойцов разгромленной дивизии были переданы французским частям антигитлеровской коалиции; генерал Леклерк отнёсся к пленным как к предателям, однако на вопрос, как они могли надеть немецкую форму, кто-то дерзко ответил: «Так же, как вы, генерал, надели американскую». По мнению отчаянного эсэсовца, предателем был именно Леклерк. Взбешённый генерал отдал приказ расстрелять всех, что было тут же исполнено. И эта трагедия метафорично демонстрирует глубокий раскол Европы, к которому привели гитлеровские успехи 1940 года[394].

Вторым историческим лицом, которому особо покровительствовал Гитлер на поле пропаганды в Европе, был Наполеон. Позор Йены и Ауэрштедта, ликвидация Священной Римской империи и унижение Пруссии в Тильзите были милостиво забыты фюрером ради создания европейского союза. Уже в 1935 году итало-германский фильм Франца Венцлера «Сто дней», снятый по пьесе Бенито Муссолини, показал зрителям Бонапарта, вещавшего: «Если бы я всё-таки победил в Москве, то исполнилась бы моя мечта — возникла бы единая Европа, которая бы не знала войн, а только мир»[395]. Французский император в исполнении знаменитого актёра Вернера Крауса рассуждал вполне в духе национал-социализма: «Лились потоки крови. Я фактически погубил целое поколение, но я не боюсь ответственности. Мне была поручена священная миссия — ликвидировать эти смешные европейские государства, смести произвольные и бессмысленные границы, ликвидировать таможенные барьеры и принудить народы жить вместе. Каждая нация должна была стать органичным дополнением одного великого Отечества, что не позволило бы больше европейцам вести войну друг против друга. Это было моей мечтой, это станет моим политическим завещанием»[396]. Зрителям было понятно, кого этот экранный Бонапарт считает своим наследником.