Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Если Германия со всеми её колониями не сможет удовлетворить потребности немецкого народа, то, полагал Класс, ей придётся «приобрести территорию». Естественно, это возможно только в результате победоносной войны, по окончании которой в составе империи окажутся земли, населённые враждебным «русским или французским населением». Дойдя до этого логического вывода, Класс пускался в пространные рассуждения о том, имеет ли Германия право депортировать это население, чтобы улучшить своё положение. Соблюдая приличия, он называл это возможным, только если его родина станет жертвой агрессии. «Мы должны привыкнуть думать о такой мере как о допустимом ответе на иностранное нападение, — писал Класс. — Грабительская война противоречит нашим принципам. Но безжалостное нападение оправдывает нас, даже если мы поступим столь сурово, ибо существует такая вещь, как “железная необходимость”»[402].

Чего здесь было больше: искренности или лукавства? Если учесть, что в ходе обеих мировых войн Германия провозглашала себя защищающейся стороной, выбор надо скорее сделать в пользу второго. Во всяком случае, когда в 1914 году Германия объявила войну России и Франции, Пангерманский союз позволил себе заявить откровенно: «“Русского врага” необходимо ослабить путём сокращения численности его населения и предотвращения в дальнейшем самой возможности её роста, чтобы он никогда в будущем не был бы в состоянии аналогичным образом угрожать нам»[403].

Иными словами, в среде ближайших предшественников нацизма уже циркулировали идеи захвата Lebensraum на Востоке и геноцида коренного населения этих земель. Однако тогда мнение влиятельных националистических кругов всё же не возводилось в ранг государственной политики. Уверенный поворот в эту сторону был сделан уже при Гитлере.

Риторика о неизбежности движения на Восток, в пределы Советского Союза, сопровождала немецкую политику с 1933-го и вплоть до заключения пакта Молотова—Риббентропа, после которого Берлин стал гораздо сдержаннее в публичных высказываниях. В ноябре 1940 года Гитлер даже лицемерно уверял советского наркома Молотова, что Германия уже запаслась жизненным пространством на сто лет вперёд[404]. Конечно же, он лгал: пока фюрер соблазнял кремлёвского гостя перспективами раздела Британской империи, его штабисты дорабатывали план нападения на СССР, приказ о создании которого был отдан ещё 31 июля. В тот день лидер Германии сообщил высшему руководству вермахта: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: в соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года. Чем скорее мы разобьём Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно… Это необходимо также, учитывая положение на Балтийском море. Существование второй великой державы [России] на Балтийском море нетерпимо. Начало [военной кампании] — май 1941 года. Продолжительность операции — пять месяцев. Было бы лучше начать уже в этом году, однако это не подходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель — уничтожение жизненной силы России»[405].

18 декабря 1940 года очередной вариант наконец удовлетворил фюрера, и он подписал директиву № 21, известную также как план «Барбаросса».

Спустя три месяца, 30 марта 1941 года, Гитлер известил командование вооружённых сил, что поход на Восток будет cерьёзно отличаться от кампании на Западе. Краткий конспект двухчасового выступления фюрера, составленный Гальдером по горячим следам, зафиксировал такие установки: «Борьба против России: истребление большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции…. На Востоке сама жестокость — благо для будущего. Командиры должны пожертвовать многим, чтобы преодолеть свои колебания»[406]. Грядущую войну, по словам Гитлера, следовало вести на уничтожение[407].

Но фюрер поделился с военными отнюдь не всеми планами. После разгрома противника нацисты не собирались создавать новую, небольшевистскую Россию; они, в полном соответствии с предшествующей пропагандой, шли на Восток за Lebensraum. Сама логика поселенческого колониализма подводила гитлеровцев к мысли, что на захваченных землях им придётся планомерно менять соотношение немецкого и местного населения в пользу первого. Кроме того, их (как и их предтеч тридцатью годами ранее) пугала громадная численность восточных соседей, в самом факте которой виделась угроза германской гегемонии в Европе. К 1941 году в Советском Союзе проживало 198 712 000 человек, причём за последние предвоенные годы это число росло в основном за счёт снижения смертности[408]. В рейхе было всего девяносто миллионов немцев, и фюрера это соотношение категорически не устраивало[409].