Вопреки распространявшимся в среде консерваторов-патриотов слухам о рукотворном, технологическом характере революции (якобы ее сделали либералы – депутаты Государственной думы, которых методичками снабжал лорд Бьюкенен), она явилась вполне исторически закономерным и объективным явлением, чьи предпосылки уходили корнями в социально-политические противоречия конца XIX века, которые не были разрешены первой российской революцией 1905–1907 годов и оказались усугублены Первой мировой войной. Если же и начинать поиск виновных, то придется признать, что главная ответственность лежит на императоре и его ближайшем окружении, которое отказывалось замечать и признавать вызовы современности, продолжая мыслить в категориях прошлого века. Великий князь Андрей Владимирович, размышляя 10 марта 1917 года в дневнике о причинах революции, обвинял правительство и самого императора в допущении критических ошибок во взаимоотношениях с дворянством, армией и Государственной думой, отмечая, что власть не поспевала за меняющейся современностью: «Необходимо признать факт, что жизнь идет вперед и надо идти впереди событий»[312]
.Упорно продолжая считать себя самодержцем в условиях пробуждения гражданского патриотизма и роста политической активности широких слоев общества, мечтая о завоевании Константинополя, когда в Петрограде распространялась паника ввиду возможного его захвата немцами, Николай II производил на некоторых современников впечатление человека, далекого от реальности. М. Палеолог описал в дневнике совместную с Дж. Бьюкененом встречу с императором в конце декабря 1916 года, во время которой английский посол, выражая преданность Николаю II, предостерег его от «ужасной катастрофы» и посоветовал сделать шаг навстречу народу. На что император ответил: «Вы мне говорите, господин посол, что я должен заслужить доверие моего народа. Не следует ли скорее народу заслужить мое доверие?» Палеолог, заключив, что российский царь придерживался «чистой теории самодержавия», задавался вопросом, «сколько времени он в силу этой теории еще останется на троне»[313]
. Упрямое стремление царя удержать в своих руках максимальную полноту власти, распространенное в широких слоях имперское мышление, замешенное на панславистских идеях и концепции православного «русского мира», в 1914–1916 годах привело общество к тяжелейшему социально-политическому и психологическому кризису, сделавшему неизбежной революцию.Эпилог. 1917 год как патриотическая революция
Февраль как патриотическая эмоция,
или Пасхальные поцелуи в «медовый месяц»
Революция 1917 года стала завершением своеобразного эмоционально-патриотического цикла. Начавшийся летом 1914 года с патриотических восторгов в связи с ожиданиями национального сплочения, единения власти и общества, реализации панславистско-цивилизационных мечтаний, этот цикл через патриотическую тревогу и разочарования 1915–1916 годов пришел к новой патриотической эйфории февраля 1917 года.