Несмотря на очевидные недостатки биологического подхода к теме патриотизма, изучение таковых оснований этого феномена способствует лучшему пониманию его природы. В основе патриотизма как инстинкта лежит чувство эмпатии, альтруизма, которые определяют взаимопомощь индивидов. Однако как только патриотизм начинает развиваться от противного, через противопоставление «чужому», эмпатия, альтруизм и филантропия сменяются психопатией и мизантропией. В этом плане любопытны высокомерные отзывы Спурела о пацифистах, которых он считал аномалией и потешался над ними, утверждая, что «они с таким неумеренным восторгом относятся ко всяким движениям, носящим гуманный характер, что подчас становятся даже смешными». Тем самым дискуссия государственников-милитаристов с гуманистами-пацифистами начинает казаться спором психопатов с эмпатами.
Следует заметить, что понятие расы известно еще со времен Античности, а в эпоху Просвещения появляются трактаты об особенностях рас, наиболее известным из которых стала «Система природы» К. Линнея, в которой ученый выделил четыре человеческих расы (американцы, европейцы, азиаты и африканцы), соотнеся каждую из них с определенным характером (холерики, сангвиники, меланхолики и флегматики соответственно). В середине XIX века французский писатель-романист Ж. А. де Гобино разработал расовую теорию, основанную на интеллектуальном и физическом превосходстве белой, «арийской» расы над черной и желтой. При этом Гобино писал о вырождении европейской расы, что было критически воспринято некоторыми германскими интеллектуалами, надеявшимися с помощью социального дарвинизма, расизма и евгеники найти практические рекомендации по «спасению» «арийцев». В книге эмигрировавшего в Германию английского ученого Х. Чемберлена «Основы XIX века» (1899) расовая борьба была выведена на уровень цивилизационного противостояния, в котором германской расе отводилась центральная мессианская роль. «Успехи» Германии в пропаганде расовых теорий не удивительны: они явились следствием завершения процесса объединения немецких земель, появления Германской империи и нового витка развития национального сознания. Показательно, что Вильгельм II высоко оценил монографию Чемберлена. Тем самым расовая теория стала естественным следствием развития национального патриотизма в условиях кризиса гуманитарной науки.
На рубеже XIX–XX веков расовая теория была принята как оружие интеллектуальной войны национал-патриотами разных стран, но в российской интеллектуальной среде она не получила распространения. Российские национальные патриоты размышлению о расовой борьбе предпочитали цивилизационный подход. Фундаментом цивилизационной теории о существовании единой славянской расы-цивилизации стал панславизм, разбавленный русским мессианизмом. Показательно, что А. Н. Пыпин, рассуждая об объединении всех славянских народов как «идеале национальных патриотов», сравнивал это «философско-историческое построение» с западноевропейскими концепциями о единой арийской расе[77]
. Хотя идеи славянского объединения встречаются еще в XVI–XVII веках, как течение оно оформляется после наполеоновских войн, когда хорваты, чехи, словаки, сербы и другие народы начали выступать за свою независимость. Причем условно можно выделить три концепции политического объединения славян: создание нового объединенного государства, объединение под началом Польши и объединение под властью России. Среди российской патриотической общественности встречались сторонники первого и третьего вариантов. Однако, помимо политического вопроса, слабостью панславизма являлись различия в религии, степени развитости институтов гражданского общества у разных представителей восточных, южных и западных славян. Пыпин, благосклонно относившийся к панславистской идее в целом, высказывал скепсис относительно возможности реализации этой мечты в ближайшем будущем, так как это предполагало нехарактерную для российских властей терпимость по ряду вопросов.Панславизм казался фундаментом объединения различных патриотических сил российского общества, так как находил поддержку среди представителей разных политических групп. Так, эти идеи были близки революционерам А. И. Герцену и М. А. Бакунину, консерватору М. П. Погодину, славянофилам А. С. Хомякову, И. В. Киреевскому, почвеннику Н. Н. Страхову и др. Ф. И. Тютчев предлагал свою панславистскую концепцию, исходившую из того, что Россия в большей степени христианская империя, чем славянская. Вместо понятия «славянский мир» Тютчев использовал «русское царство» («русский мир»), что позволяло ему намного смелее мечтать о раздвижении территориальных границ России, чем осмеливались иные панслависты. В стихотворении «Русская география» (1848) он писал: