Но когда они свернули на перекрестке на другую улицу, то почти сразу уткнулись в деревянные козлы, опутанные колючей проволокой. Несколько человек в рабочих куртках орали на двух солдат, энергично размахивая руками. Парни в шинелях только разводили руками и пятились назад. Что-то заставило Чаушеску положить руку на локоть водителя и приказать ему остановиться. Наверное, ему показалось, что эти несколько рабочих потому не на митинге, что они против переворота, что они за существующую власть, и, может быть даже, они – коммунисты.
Машина остановилась. Открыв дверь, президент вышел. На него сразу же обернулись все, кто был на улице возле ограждения из колючей проволоки. Чаушеску заговорил с рабочими, но Сергееву не понравился его тон.
«Не в его положении, – подумал Станислав, – разговаривать с народом тоном партийного докладчика. И что он от них хочет?»
Наклонившись к Ваничу, Сергеев хотел было спросить, что́ президент спрашивает у людей, как в капот машины ударился камень. Потом еще один отскочил от колеса и покатился по асфальту.
Сергеев не успел разглядеть, откуда и кто кидает в машину камни, как их водитель открыл дверь и выскочил из кабины. Тут же камень угодил в распахнутую дверь и еще два ударили по крыше. Теперь на дороге все кричали, показывали на Чаушеску, из кучи сваленного для ремонта дороги щебня выхватывали камни и бросали в машину. Один камень все же попал президенту в ногу, и он поспешил снова забраться в машину.
– Бажен, за руль! – крикнул Сергеев, выталкивая лейтенанта с заднего сиденья. – Быстрее!
Ванич бросился наружу, получил камнем в плечо, выругался по-румынски и захлопнул дверь. Машину он развернул мастерски и с такой ловкостью, что президентскую чету бросило на дверку. Еще два камня попали в багажник, но Ванич уже гнал машину по пустой улице к центру. Судя по насупленному виду Чаушеску, у него исчезли последние иллюзии относительно румынского народа.
Елена сидела рядом и ворчала. Получалось это у нее совсем как у старухи. Мельком глянув на нее, Сергеев подумал, что, собственно, при всей природной энергии Елены Чаушеску, при всем ее грандиозном опыте государственного строительства и управления, она – обычная пожилая уставшая женщина.
– Вон на площади горком, – сказал Ванич, показав вперед рукой. – Хорошо, что там нет людей, не проводится никаких митингов. Я уже свою порцию благодарности получил, в плечо.
– Не все такие, как эти, – вдруг сказал по-русски Чаушеску. – В стране есть румыны патриоты.
Бензин закончился всего в нескольких шагах от здания горкома партии. Машина стала дергаться, перестала тянуть и вскоре заглохла совсем. Чаушеску вылез из кабины, открыл дверь жене и, оглядываясь по сторонам, подал ей руку. К зданию они шли быстрым деловым шагом, как, наверное, тысячи раз ходили по ковровым дорожкам во время визитов в другие города, государства. Шли туда, где их приветствовали, ждали, шли мимо толп рукоплещущих людей, мимо почетных караулов. Сейчас они шли по пустынной площади к пустому зданию. Как призраки прошлой эпохи к развалинам монументов все той же эпохи.
Сергеев тряхнул головой, отгоняя видение. Эмоции снова начали его одолевать, а с ними работать сложно, с эмоциями хорошо только отдыхать в кругу друзей и близких людей. А вот у бывшего румынского президента, кажется, не осталось эмоций, потому что не осталось ни друзей, ни близких людей, страны даже не осталось, но они еще этого не поняли.
– Бесполезно, товарищ президент, – попытался заговорить Сергеев, догнав Чаушеску. – На что вы рассчитываете?
– Не смейте! – сурово глянул на советского дипломата президент. – Слышите? Не смейте так говорить! Я очень много отдал этой стране, и я верю в нее, верю, что еще есть патриоты, которые сплотятся вокруг меня. Мы создадим здесь штаб по чрезвычайным ситуациям, я вызову сюда все мое правительство, подтянутся верные войска. И мы все начнем сначала. Так же, как начинали после свержения режима Антонеску, так же, как начинали демократическое строительство после отречения короля Михая. Коммунисты так просто не сдаются. Вы коммунист?
Чаушеску остановился так резко, что его жена и Ванич машинально сделали несколько шагов и остановились поодаль. Президент сурово сверлил взглядом русского дипломата. Что он ожидал, какой реакции? Что этот молодой дипломат заявит, да, он тоже коммунист и понимает Чаушеску? Рванет на груди рубаху и скажет: я с вами на всех баррикадах? Начнет призывать народ строить эти баррикады?
– Нет, я не коммунист, но это сейчас не важно, – ответил Сергеев, но Чаушеску его тут же прервал:
– В этом все и дело! Вы не коммунист, вы служите своей стране, но вы не член партии, нет в вас этого огня, который ведет коммунистов в бой. И вам не понять. Будьте рядом, и вы увидите, на что способна горстка коммунистов, пусть даже на них ополчился весь мир!
Станислав опустил голову и промолчал. Возразить было нечего. И сейчас ему было стыдно не за себя, а за этого старого, сильно осунувшегося человека.