Война по умолчанию

Николае и Елену посадили у стены за стол, отделенный низкой перегородкой. И никто рядом с ними не стоял. Было ощущение, что не они здесь главные, не из-за этих пожилых людей собрались старшие офицеры, не из-за них в оцепенении замерли сейчас сотни людей во всей Румынии, кто был посвящен в суть происходящего в штабе войсковой части в Тырговиште.

Что-то подтолкнуло Сергеева, подсказало, что сейчас самый подходящий момент. Вот два офицера подошли к Чаушеску, что-то спросили. Президент ответил, гордо держа голову и стискивая пальцами коричневый портфель на столе. Вот еще один полковник подошел, что-то сказал и пошел дальше. Вот подошли двое, явно журналисты, но снова появился офицер, поговоривший с ними, видимо разрешивший короткое интервью. Было очевидно, что не успели люди, организовавшие этот поспешный суд, предусмотреть всех деталей. Что и кому разрешать, а что запрещать.

Станислав в сопровождении лейтенанта Пыслару двинулся к столу, где сидели Чаушеску. Ваничу он велел оставаться у стены, где им поставили стулья. Кажется, никто не обращал внимания на Сергеева, трибунал задерживался, а в зале стоял обычный гул голосов. Еще несколько шагов к столу. Вот уже и Чаушеску увидел Сергеева и стал смотреть ему в глаза. Пыслару просто шел рядом, глядя куда-то в сторону. И вот стол. Сергеев согнулся почти пополам и положил руку на портфель президента, в котором находился пакет с поддельным архивом.

– Это будет наш последний бой, бой коммунистов, – сказал Чаушеску Сергееву. – Мы будем героями на этом презренном судилище.

– Вы мужественный человек, и я преклоняюсь перед вами и вашей супругой, – тихо сказал Станислав. – Жаль, что вы меня не послушали и не отправились в сторону границы или в Бухарест.

Чаушеску убрал руки с портфеля и еле заметно кивнул на него.

– Пусть это в ваших руках послужит, но не достанется презренным западным демократам, которые все это устроили. Идите.

Сергеев медленно выпрямился и, держа портфель Чаушеску в руке, двинулся в сопровождении лейтенанта Пыслару на свое место. Лейтенант с кем-то успел поговорить, кому-то что-то рассказать. Но тут громкий голос властно что-то приказал, и в зале установилась относительная тишина. Через дверь со стороны составленных в ряд столов президиума входили люди – состав военного трибунала. Можно было бы уйти, вернуться в свою комнату в общежитии и открыть портфель, убедиться, что в нем лежит то, что нужно. Но какая-то внутренняя сила заставила Сергеева остаться и быть свидетелем происходящего.

Станислав слушал и смотрел. Что-то нелепое было в этом спектакле, именно спектакле, потому что все было не как в жизни, а придумано на скорую руку. Обвинения следовали за обвинениями, зачитывались свидетельские показания, говорилось о документах, установленных фактах. Более тысячи шестисот убитых за пять дней антиправительственных выступлений. И тут же возражения самого Чаушеску, что именно антиправительственных, именно в нарушение закона. Что государство имеет право себя защищать, что имели место провокации против армии, которая и начала стрелять, что руководили этими выступлениями дирижеры с Запада, которым очень надо сменить власть в социалистической Румынии. Последовали факты и цифры о расстрелах в другие годы и в других городах. И число жертв было уже страшным. Оглашалось число в десятки тысяч убитых за время правления четы Чаушеску. И следом – вина в обнищании государства, цифры в долларах на зарубежных счетах и снова факты, факты.

Сергеев смотрел на эту пожилую пару, на которую обрушились чудовищные обвинения. Он с уважением отмечал, как они держались. Он сейчас не думал о том, правы ли те, кто обвиняют, достоверны ли предъявленные сведения. Он видел в глазах президента и его жены веру, почти фанатическую. В самом деле, они коммунисты, свято верящие в торжество своей идеологии, или просто привыкли играть этими словами? Но с каким жаром Николае Чаушеску спорит и отметает все обвинения.

Трибунал закончил работу, хотя так ни одного обвинения подсудимыми и не было принято, ни одного доказательства не было ими признано. Сергеев усмехнулся, гадая, чем закончится этот фарс. Приговорить к смертной казни!

В зале воцарилась тишина, хотя многие и так знали о заранее подготовленном результате расследования. Президент разразился возгласами о торжестве идей коммунизма. Двое десантников попытались вывести его из-за стола, но им помешала пожилая женщина, которая была вторым человеком в государстве и которая должна теперь стать вдовой. Елена кричала, что не уйдет, и если их хотят убить, то она будет вместе с мужем.

Но ведь трибунал заявил, что есть месяц на апелляцию и обжалование вынесенного приговора? Что они делают? Станислав мельком глянул на часы. 14.40, прошло очень мало времени, а тут уже решилась судьба человека, президента, целой эпохи, государства.

Откуда-то принесли длинную спутанную веревку, двое десантников принялись связывать за спиной руки Николае и Елене. Женщина вырывалась с непостижимой силой и кричала, нет, громко заявляла и стыдила:

– Ведь я была вам матерью!