Война после войны

Командующий федеральной группировкой обнял полковника Вальховского: «Сергей Алексеевич, я только что звонил живодёрам — ничего страшного с твоим Алексеем нет. Но в Моздок отправим — для страховки. Пиши представление: хочешь — на орден, хочешь — на майора. А пока — мне только что прислали из Ростова, — генерал достал из стола беленькую коробочку с чёрно-золотым ермоловским крестом «За службу на Кавказе», — вручи прямо сегодня от моего имени — тебе пока не дам». Такой же, только потёртый крест хранился среди семейных реликвий Дома Вальховских. Вместе с «красными звёздочками» полковника Вальховского-старшего. Жаль, «знамёна» и кресты комбрига Вальховского изъяли при аресте.

Жизнь — она как тельняшка…

Солдатское всё

Солдатское всё — это байки: духовная надстройка жизни. Не раз бывало так: невероятное оказывалось правдой, а «ты же сам видел» — фуфлом. Так к этому и отнесёмся.

Вот, например, история о казаке. Звали его Валерий Павлович. Одни говорили, что он из Ставрополя, другие называли его терским — с надтеречной части Чечни. Кому-то он даже записывал свою фамилию, но она как-то не отложилась: Валерь-Палыч и Валерь-Палыч. Серьёзный мужик, но, ох, какой непростой: воевал там, где считал, что служит России. Воевал, считай с начала 1990-х и рука об руку с очень разными союзниками-попутчиками. «Нефедеральными» в том числе… Погиб казак. Одни рассказывали — подорвался на мине, другие — сам себя подорвал. Вроде как попал в окружение. А действовал в последнее время с такими же, как он, двумя-тремя «профедеральными» одиночками. Когда узнали о его смерти, нашли бумажку с именем — типа визитки. И прочли: Валерий Павлович Луспекаев. И телефон, начинающийся с кода 812. Налили. За державу обидно.

Был ещё Серёга Виноградов — почти сорокалетний контрабас. Простой, как «Прима», но балагур — то ли от Бога, то ли от чёрта, то ли от того и другого сразу. О чём только он не травил! И сам Брежнев его на руках нянчил, и хоккеист Старшинов — его дядя, и у Гагарина в гостях бывал. Пацаны смеялись, подначивали, просили подробностей: правда, что этот (называли спортивную или иную знаменитость) пил, как лошадь? а что пил? Попутно выясняли, кто с чьими женами как себя вёл. Тут Серёга, когда был под хмельком, так живописал, что и порнухи не надо. Но чаще стеснялся… Думали — фантазии не хватает. Но потом опять садились вокруг печки и снова расспрашивали: «И чего — Гагарин?.. А она — чего?..» И опять балдели: во — даёт! Закончился у Серёги контракт. Уехал. Через месяц прислал мужикам ксерокопии нескольких фотографий:

и вправду он какой-то родственник хоккеиста Старшинова. Потому и крутился ещё малолеткой вокруг культовой по тому времени хоккейной сборной. Отсюда и Брежнев с Гагариным.

Много баек о бабах. От их дефицита. Что ни говори, а солдат, особенно контрактник, завсегда об ей думает. Да и среди господ-офицеров целибат не замечен. Так что все поголовно «сублимируют» в байки. Самое «безобидное» — это когда громко завидуют тем, кто служит в больших гарнизонах. Туда приезжают артисточки и вообще «тёлки» ходят необъезженными табунами. Уверяли, что некоторые специально сооружали для актрис-певичек высокие подмостки, чтобы наслаждаться не только музыкой. Только никакие конкретные гарнизоны при этом не назывались. А гарнизонные «мадонны» — тема мутная. Тут диапазон — от и до. Большинство всё же посередине. Не жить же в одиночку, но и домой дурную репутацию везти зазорно. Молва распространяется с «профессиональной» оперативностью: большинство женщин — телеграфистки. Как правило, одиночки. А медички? Часто приезжают сплочёнными женско-мужскими «коллективами»: посторонним вход воспрещён. Подсел выздоравливающий к дежурной сестричке, юной и нежной: «Хочется?» Покраснела: «Очень». А сама на руки ему смотрит. Ё-моё, так это она о кетчупе — в холодильник нёс. Поставил перед ней бутылочку и пошёл бедолага спать.