Война после войны

То там, то здесь оказываются на блокпостах «обалденные» залётные журналистки или «ищущие мужского плеча душевные» дамы. Остаются ночевать после универсального средства от простуды. Много ли, мало их на самом деле, но насчет журналисток, точнее, одной — история такая. Её, кстати, небезызвестную, искали недели две: родная редакция спохватилась. Дошло до самого верха — выше не бывает: «вы что!?», «похищен журналист, а командование и ухом не ведёт!»… Её нашёл замкомандующего группировкой. Случайно. Пьяная, одеться сама не может. Да и из одежды на ней — чуть ли не одна аккредитационная карточка, оформленная правильно и непросроченная. У прапора, начальника блокпоста, спрашивают, почему она здесь. «А куда её девать? Она с утра уходит “за живым материалом”, потом возвращается — датая». — «А почему не доложили?» Молчит. Найденная «фея пера» — девица, судя по публикациям, вполне патриотичная. И по судьбе — несчастная, откровенна, как первоклассница у врача. Но «тему» она задала хлопотную. Оставлять её на блокпосту нельзя, а забирать — вроде как «злоупотребляешь служебным положением». Решение пришло само. Прямо с поста звонит замкомандующего в Ханкалу: нашлась, мол, такая;

доложите тому, тому и ещё этому. Значит, увозит её «официально». Приехали в Ханкалу. Вечер. Вертолёты — только завтра. Куда её девать? Пошёл замкомандующего по женским контейнерам — устраивать гостью на ночлег: подчинённых подставлять неудобно. Женщины ухмыляются: где взял, туда и отдай. Нашёлся-таки пустой контейнер. Попрощались. Через полчаса она заявляется — в том виде, в котором ложатся спать, просит взаймы бутылку. Иначе — не уснёт. В присутствии «понятых» (не дай Бог, такого понапишет!) налили стакан. А дальше — как в «Осеннем марафоне»: «а поговорить?»… А работы в тот вечер выдалось немерено! Через каждые полчаса то посыльный, то сам порученец командующего заглядывают: «Вас, товарищ полковник, к правительственной связи»… Утром с ней расстались: приодели — подарили новый камуфляж, посадили на ближайший борт до Моздока. Аккредитацию отобрали, но без дискредитирующих барышню последствий. Дальше — хоть стой, хоть падай. Её чеченские публикации признали едва ли не лучшими на тему всенародной помощи воюющей группировке.

С чеченками — всё ясно. В массе — морально неуступчивы. Говорили, правда, что в тех же Шалях уже 20 проституток. Только не про нашу это честь. Хотя и упоминают о каких-то местных путанах: полупридурочных-полубомжистых. Отсюда и молва, что чеченки не только не забитые, но порой даже очень «творческие». Отдельная тема: поймали сообщницу духов. И всей ротой оставили её в живых. Аж дух захватывает! Только если что и было, то вряд ли кто из участников-очевидцев в этом признается: желающих повторить судьбу полковника Буданова что-то не находится…

Тут и предисловие к полулегендарной, столь же деликатной теме прибалтийских или прочих снайперш, так называемых «белых» или ещё каких «колготок». Вообще говоря, колготки — не самый практичный на войне вид одежды, да и не самый «верхний». Пока тётенька жива, что там она носит «снизу», вопрос, конечно, интересный. Но «в живую» сверху — чаще камуфляж-«унисекс», на худой конец — брюки. Сами чеченки не в счет — разговор не о них. А если нашли труп, то столь «въедливого поисковика» самого еще надо поискать: брезгливость сильнее любопытства. Да и зачем?.. Может, кто из снайперш и носил белые колготки — для андреналина. Но, скорее всего, это журналистский штамп. А вот русские женщины на дорогах Чечни, в том числе нестарые, иногда встречаются. Порой с непонятными документами и невразумительным объяснением, что они здесь делают. Кого-то из них «фильтруют», но по чеченским весям русские жёны и сёстры действительно разыскивают своих пропавших без вести… Иногда даже предъявляют духовские бумажки… Жизнь — она, конечно, о разных сторонах. Только трудно вообразить, что та, кто ищет близкого, думает о чём-то ещё… А кто ищет другого? Нужно ли для этого ездить в Чечню?