Война (СИ)

— Сонный отвар — это не яд, — продолжил Интар, как будто и не заметив молчания юноши. — И мы не собираемся тебя убивать. Если бы мы этого хотели, то сделали бы это давно.

— От меча я не боюсь умереть.

— Овета дважды давала тебе снадобье, но ты до сих пор жив. Это не яд.

— Хорошо.

Овете показалось, что юноша скорее согласился, чтобы отстать от вопросов отца, чем действительно согласился бы на его условия. Она готовила отвар и хихикала про себя.

Они отнесли отвар, не дожидаясь ночи. Сонный отвар был еще нужен для того, чтобы они сами спокойно отдохнули. Постоянное, хотя и поочередное бдение не придавало сил ни Овете, ни её отцу.

— Ты выпьешь полностью. При мне, — твердо сказал Интар, протягивая Радниру кружку.

Тот, глядя исподлобья, согласно кивнул.

Пока он не заснул, Интар продолжал расспрашивать его.

— Вы убиваете правителей, но не убиваете всех мужчин.

— Нет. Моей стране нужны мужчины.

— Вы делаете их рабами.

— Если они хотят оставаться рабами, то да. Но если они хотят быть воинами, моряками, то они перестают быть рабами.

— Они не стремятся убежать?

— И бросить жену, детей, зачем от этого убегать?

— Значит, свободными становятся только те, которые имеют на Островах жену и детей?

— Да, — произнес юноша, и в его словах промелькнула насмешка.

— А если у них на родине остались жена, дети?

На это раз Раднир промолчал.

Сонный отвар понемногу начал действовать, юноша еще несколько раз тряхнул головой, но все же заснул.

Пока Овета занималась его руками, раны на которых и впрямь выглядели ужасно, Интар обыскал его, и тщательно осмотрел доступную пленнику часть кареты, а также землю, по которой он передвигался.

— Может, пару дней мы продержимся, но не больше. С таким усердием он разгрызет карету зубами.

— И что это ему даст?

— Не знаю. Но я никогда не строил кареты, кто знает, из чего она строится, и что ему может пригодиться. На первый взгляд — ничего существенного. Но не ручаюсь.

— Папа, а зачем ты его расспрашиваешь? — спросила она отца, продолжая заниматься руками Раднира, — ведь все это ты уже знаешь от других пленных.

— Всегда полезно послушать кого-нибудь еще, — усмехнулся Интар, — Но я ещё вдобавок заставляю его задуматься над некоторыми вещами.

— Ты не переделаешь дикаря себе в друга.

— Нет, но он будет думать. К тому же ситарцы — не дикари. Большинство населения у них — моряки с захваченных кораблей, разбойники, пленённые рыбаки, крестьяне. И на вид наш мальчик совсем не простой.

— Что значит, не простой? Обыкновенный убийца.

Интар рассмеялся:

— А ты их много видела, убийц?

Овета покраснела.

— Он убийца. И чем скорее мы от него избавимся, тем лучше.

— Несомненно. Но ты обратила внимание, как он ест, как он держит в руках ложку?

— Как мы, — удивленно произнесла Овета.

— Вот именно. Ты не ела за одним столом с солдатами, с крестьянами. Они держат ложку по-другому, намного грубей, похлебка переливается через край ложки, с неё капает на подбородок, на грудь, на стол. А наш мальчик, хоть и голодный, ел очень аккуратно и очень, если можно так сказать, воспитанно. Его определенно учили. И учили не в рыбацкой хижине. И для него это привычно.

— Но посмотри, как он ел рыбу.

— Если тебе на стол подать рыбу без привычных приборов, я посмотрю на тебя, как ты её будешь есть одними руками.

Интар помолчал и добавил:

— Ты не обратила внимание, но его одежда — не простая грубая рубашка солдата. Хоть и рваная, в крови, но, если приглядеться, ткань тонкая, сложного плетения, на ней вышивка, но не простыми грубыми нитками, посмотри, какой нежный изящный рисунок. И он странно разговаривает. Односложно. По-детски. А глаза насмешливые, умные. Властные и жёсткие. Он притворяется. Боится сказать лишнего, короткие фразы помогают подумать над ответом. Он намного умней, чем хочет показаться. Хотя нельзя сказать, что он говорит не то, что думает.

— Как это понять?

Её отец тихонько рассмеялся:

— Он без сомнения ненавидит нас, потому что мы враги, помешали взять их законную добычу. И Кордия виновата только из-за этого, и Арилаза. Сопротивляются, вместо того, чтобы покорно ждать, пока их будут грабить.

Была бы воля Оветы, она бегала бы каждый час проверять, что сталось с их записками и колечками, которые она развесила, как они и планировали. Но отец запретил. Мало было ему беспокойства и в первый раз. Он разрешал выходить лишь в предрассветные часы.

Интар всякий раз провожал её к выходу, не стараясь выходить, чтобы не оставить лишних следов, но всегда тревожно прислушиваясь к окружающему миру. Овета справлялась быстро. Но каждый раз ей все больше и больше не хотелось возвращаться в сумрачное подземелье. Она пользовалась моментом и собирала ягоды, иногда приносила разные травы, листочки. Нетерпеливо ожидающий её отец волновался, и ей приходилось торопиться.

— Еще немножко, потерпи, — говорил ей Интар, обнимая её за плечи. — Нам нужны силы.

В этот раз в силках Овета обнаружила пойманную куропатку.