- Впервые сталкиваюсь с подобным упрямством, проявляющимся в таком юном возрасте, - пожал плечами Брумберг, грязным платком полируя стекла своих очков. – Все эти дни его пытались сломать, накачивали успокоительным и подвергали гипнозу, но он по-прежнему сопротивляется. Его нервная система настолько крепка, что лично я не вижу способа ее сломить и при этом не покалечить мальчика фатально.
- И это замечательно, - улыбнулся холодной улыбкой Панов, - такие, как он, огромная редкость. Поразительная удача, что он попался на глаза рекрутерам. Когда он закончит эту школу, ему не будет равных.
- У него большой потенциал, это да, - промолвила Богомольцева с философской ноткой, - но он не сможет порадовать нас успехами, если не согласится подчиниться нам и умрет на этом кресле.
- Он не умрет, - возразил Панов самоуверенно. – Сделайте ему укол успокоительного, и я проведу с ним еще один сеанс гипноза.
Увидев, что в комнату входит врач со шприцов в руке, Иврам задрожал, но не издал ни звука. Богомольцева, деловито смазав кожу на предплечье спиртом, сделала укол и ушла. Он прикрыл глаза, чувствуя, как внутри нарастает слабость, голова становится тяжелой, а мысли притупляются и теряют всю значительность. Тело начало остывать и перестало потеть, дыхание замедлилось, стало ленивым… Он ненавидел это состояние! Иврам знал, что произойдет дальше: сейчас войдет этот человек с лягушачьим ртом, заговорит с ним и ему станет плохо от звука его голоса и слов!..
- Здравствуй, Иврам, - Владлен Панов вошел и плотно прикрыл дверь за собой. – Как твое настроение сегодня? Не отвечаешь? Похоже, ты все еще сердишься на меня. Но я не понимаю, почему? Ведь мы могли быть хорошими друзьями…
Мальчик зажмурился; сейчас, как и каждый день до этого, голос мужчины сливался для него в сплошной гул, бьющий по сознанию, по воле. Иврам как будто засыпал, но при этом оставался в сознании. Ему казалось, будто этот человек пытается вскрыть ему череп чем-то острым и проникнуть внутрь… Это причиняло ему мучительную боль, голова начинала раскалываться и звенеть! И тогда Иврам, пытаясь не упасть в черную бездну бессознательности, начал кричать. Он повторял только одно – то имя, которое давало ему надежду и силы бороться:
- Наста! Наста!
Трое сотрудников спецшколы наблюдали за происходящими в комнате событиями через стекло. Они заинтригованно следили за сеансом гипноза, нисколько не сопереживая мальчику, чье тело в этот миг конвульсивно дрожало, а горло разрывалось от крика.
- Поразительное явление! Впервые наблюдаю такое, хотя в своей практике видел, признаюсь, немало,– высказался Брумберг между тем. – Мальчишка на подсознательном уровне блокирует угрозу сознанию, отчего появляются фантомные боли. Восхитительно, согласитесь! Если нам удастся натренировать его, то он станет первоклассным агентом, из которого ни один враг не сможет никоим образом вытянуть информацию.
- Мне кажется, для Панова это дело принципа, - насмешливо хмыкнула Богомольцева. - Он еще не сталкивался с человеком, на которого не смог бы навести гипнотическое состояние. А тут пятилетний ребенок… Это откровенное унижение для человека, которого можно было бы окрестить вторым Вольфгангом Мессингом.
Увидев, что Владлен Панов прекратил свои попытки загипнотизировать Иврама и направился к двери, они замолчали, приняв безразличный вид.
- Этот парень не прошибаем, - на лице Панова вместо огорчения или злости, которые ожидали увидеть сотрудники спецшколы, блуждала удовлетворенная улыбка. – Даже я не могу найти на него управы!
- Как же поступить? Вы собираетесь вернуть его в детдом?
- Поступить так – значит продемонстрировать воистину вселенскую глупость. Нет, я добьюсь от него того, что мне нужно. Товарищ Богомольцева, заберите его в медблок и уложите в охраняемый бокс. Через полчаса я приду туда вместе с его сестрой.
Наста запрыгала от радости, когда «дядя Владлен» пришел к ней и с улыбкой сообщил, что сейчас она увидит брата. Тот взял ее за руку и повел за собой к лифтам, по пути болтая весело с ней. Уже в лифте, он, сделав серьезное и грустное лицо, произнес:
- Наста, Иврам сейчас очень сильно заболел. Он сейчас лежит в постели и лечится.
- Уколами? – живо откликнулась Наста.
- Да, ему ставят уколы. Ты придешь к нему, посидишь немного, а потом я тебя уведу, потому что твоему брату надо лечиться. Хорошо?
- Хорошо, - печально вздохнула девочка, но затем вновь приободрившись. Ей нетерпелось увидеть брата! Теперь он был единственным важным для нее человеком на всем свете; в одночасье лишившись родителей они остались единственной поддержкой друг для друга. Иврам никогда не плакал, а когда плакала Наста, то он всегда обнимал и утешал ее: «Не плачь, я здесь, - шептал он ей, когда при воспоминании о матери и отце, слезы начинали бежать из ее глаз. – Я люблю тебя. Мы всегда будем вместе. Всегда, всегда, всегда! Не плачь, прошу тебя…»