Война (СИ)

- Если будете продолжать в том же тоне, вернетесь в свою камеру и вновь окажетесь там запертыми, - предупредил он узника. – Так что следите за своими словами.

- Разыгрываете одну и ту же карту… И не надоело? Может, попробуете что-то еще для разнообразия?

- И что же мне может посоветовать такой человек как вы?

- Зачем так презрительно? Вам обо мне ничего не известно. А совет мой прост: позвольте себе то, что так хотите, - Ив вытянул вперед руку, насколько позволяли кандалы, и с вызывающе-лукавой уже улыбкой прибавил: - Прикоснитесь ко мне. Почувствуйте, как это.

Портной посмотрел ему в лицо, затем на руку, окаменев. Как-то вдруг, стремительно и ярко, вспыхнула перед его глазами вся его прожитая жизнь, пересыпалась из одного конца в другой и обратно… Вся его жизнь – зима. Тусклая, холодная, полная только воя снежных бурь или звенящей от тревоги пустоты. В эту зиму не смотрели даже глаза звездного неба, там просто не было для этого места. Всю жизнь он рьяно и остервенело отталкивал от себя все, что могло, как Портной считал, разрушить его жизнь, отнять право быть уважаемым человеком – а тут… ладонь с длинными пальцами, правильной формы, приятная даже просто на вид, сама тянется к нему. И, стоит только протянуть свою руку, как он почувствует тепло этой ладони… Такое желанное и запретное тепло…

- Рекомендую немедленно оставить свои грязные намеки! - рявкнул Павел Портной, наведя на себя воинствующую строгость. – Или вы беретесь за тесты, либо…

- Я выбираю тесты, - перебил его Ив с показным смирением, опустив руку. - Если меня протестируют, то я смогу выходить на прогулку и в комнату отдыха?

- А вас не беспокоит, как к вашему появлению отнесутся прочие заключенные?

- Вы считаете, что я им не понравлюсь? – состроил из себя дурачка тот.

«Нарочно дразнит, зеленоглазый бес, - вздохнул про себя Портной. – Однако, если взять с другой стороны, будет интересный опыт. Позволить ему посещать площадку и комнату досуга, затем посмотреть, как он себя поведет. Оттуда и решать дальше, как с ним поступать…»

Это было его роковой ошибкой. Когда тем же вечером Ив вошел в комнату досуга и на него устремились взгляды находящихся там заключенных, то возникла гробовая тишина. Атмосфера в помещении будто сгустилась, став предгрозовой – яркая внешность мужчины вызвала у всех узников алчный блеск в глазах. Телевизор, подвешенный к потолку и вещающий главный телеканал страны, остался без внимания. Играющие в настольный теннис узники замерли с ракетками в руках, а шумные компании, устроившие партию в домино, притихли.

- Ну, прямо как в родной спецшколе, - усмехнулся Ив, перед тем как затеять драку.

После того, как с огромным трудом надзирателям удалось разогнать толпу, обнаружилось по крайней мере полдюжины серьезно покалеченных людей. Сам зачинщик не получил ни царапины.

- Немедленно его бросить в карцер! Уведите его прочь с глаз быстрее! – кричал Степан Кузнецов, прибежавший на место преступления, выкатив глаза на Ива. Потом он обрушился на штатного психолога: - Как вы могли дать такую осечку, Павел Олегович? Он же только что отправил в лазарет кучу людей только потому, что вы дали «добро» на его присутствие здесь. Вы понимаете, чем это грозит? Он же прибыл сюда с особой директивой! А если это каким-либо образом выйдет за пределы тюрьмы?

- Да, это моя вина, - каялся Портной, кляня все на свете и себя в том числе.

Через три дня отсидки в карцере зеленоглазый узник покинул стены «Никанорушкиного ледника». Прилетевшие на военном вертолете люди с удостоверениями сотрудников госструктур, потребовали, не вдаваясь в подробности, предъявить им «особого узника». После чего Ива выудили из карцера, погрузили на борт летательного аппарата и увезли.

И все, что осталось у Павла Портного – это несколько видеозаписей и щемящее воспоминание о протянутой руке…

_______________________

17

Вертолет проносился над таежным океаном, равномерно урча работающими винтами. Ив, повернув голову в сторону небольшого окошка, с легким интересом смотрел на открывающиеся отсюда виды – на этот раз мешок на голову ему одевать не стали. Внизу, пробиваясь сквозь густую чащобу, островками возникали болотистые низменности, выделяющиеся более сочной зеленью, и немногочисленные возвышенности, уже начавшие буреть, предчувствуя раннюю в этих краях осень. Всюду царила дикая, первозданная природа - страшная своей необузданностью; прошло уже несколько часов полета, а на глаза не попалось и намека на человеческой жилье или автомобильную дорогу.

Потом, на исходе третьего часа, начали попадаться редкие вкрапления цивилизации: небольшие хозяйства, лесопилки, а меж ними кривые царапины насыпных проселочных дорог, узких и витиеватых. Следом вдали появились первые очертания небольшого, низкорослого городка, прилепившегося к протоке широкой, величавой реки – в нем не виднелось высоких зданий, все постройки выглядели старыми и по-советски однообразными. Судя по положению солнца, они летели на запад, и рекой, несомненно, являлся Енисей.