Война теней

Филиппу Мак-Гортасу не особо нравилась Россия. Нет, тут скорее иное. «Дикому» из полка Гробовщиков понравился Санкт-Петербург, оставила сложное, но приятное впечатление Москва, а вот то, что находилось за пределами крупных городов, вызывало смесь лёгкой тоски и едва заметного неприятия. Слишком велика была разница между городами, в которых большая — ну или весьма заметная — часть людей оставляла по себе приятное впечатление и, как это тут называлось, деревней. Какие-то странные общины, где все связаны со всеми и сложно вырваться. Понимание того, что русские крестьяне недавно были если и не рабами в полной мере, то сильно зависимыми от дворянства. Какая-то откровенная дремучесть и огромная пропасть между городом и деревней, причём, что логично, отнюдь не в пользу последней.

А всё это ему приходилось изучать. Всё, начиная от собственно русского языка и заканчивая бытом всех сословий. Так было нужно, так ему приказали. Приказы же сперва лейтенант Дикой Стаи, а теперь капитан привык исполнять досконально. Какой именно он получил приказ? Врасти в атмосферу Российской империи, научиться представать если и не полностью своим, так хотя бы подданным русского императора во втором поколении. Задача исполнимая, потому как в России хватало выходцев из самых разных европейских стран, в том числе и с шотландскими корнями.

Тайный резидент американской разведки в пускай и союзной державе? Вовсе нет. Мак-Гортас въехал в Россию на абсолютно законных основаниях, в качестве одного из достаточно многочисленных советников и консультантов по использованию нового оружия. Часть из таких советников и впрямь советовала. Ну а часть оставшаяся… чем только не занималась, совмещая официальное прикрытие с настоящими своими делами. Филипп, равно как и подобранная им малая группа, специализировались на решении проблем в стиле ганфайтеров. В том смысле, что убирали проблему вместе с людьми, её представляющими. Только готовили их для подобного не абы как, а тщательно, приберегая для действительно подходящего случая. Для такого, который представился сейчас, ради которого были приложены немалые усилия самой сестрой создателя Дикой Стаи, Марией Станич. Потому и Калуга. Даже не сам город, а пребывание поблизости. Вместе с тем и в городской черте имелись люди, внимательно смотрящие за происходящим там, готовые подать сигнал в нужное время.

Имам Шамиль, вот кто являлся целью. Он сам, а также те, кто должны были вывести его из Калуги и попробовать проскользнуть через все исконно русские земли на мусульманские территории на Кавказе. Сложная для них всех задача? Вне всякого сомнения. Однако слишком оказались напуганными что сам Шамиль, что оставшиеся в живых и верными имаму наибы с мюридами. Повешенный в Нью-Йорке по приговору Международного трибунала правитель Коканда Алимкул Хасанбий-угли, выданный туда Россией без тени сомнений и с полным пониманием исхода данного суда. Обещание из Американской империи всяческим образом помогать и содействовать ловле, а затем преданию суду всех тех, кто совершал преступления против европейской цивилизации. И дошедшие — точнее сказать, специально доведённые — до приближённых Шамиля и его сына Мухаммад-Шали, некоторое время тому назад служившего в Конвое Его Императорского Величества. Служившего, потому как Александр II с не столь и давних пор, склоняясь к панславистской партии Игнатьева. Черняева и особенно своего сына Александра Александровича, показывал резкое уменьшение веры всем неевропейцам, а кавказцам так и особенно. Держать же сына давнего и неизменного врага России в собственном конвое — это уже попахивало если не безумием, то первыми признаками скудости ума. Так, по крайней мере, считал как сам Филипп Мак-Гортас, так и все члены его группы.

Как бы то ни было, а перепуганный Мухаммад-Шали попытался было сперва метнуться к императору, однако… Получить аудиенцию у Александра II было не так и просто. Прямого доступа ко двору и тем более придворного чина сын имама не имел, в Конвое уже не состоял, а завязанные было знакомства теперь мало чем могли помочь. Одни сторонники мягкого умиротворения уже покорённого Кавказа были удалены от императора заодно с партией Горчакова, другие опасались поддержкой явно впавшего в немилость повредить собственным интересам. Третьи… О, те и хотели бы что-то сделать, но были лишены подобной возможности. Вот и вынужден оказался Мухаммад-Шали, не добившийся встречи ни с самим императором, ни с кем-либо из его приближённых писать тревожные письма тем, на кого точно мог рассчитывать — мюридам отца. Сам же, сказавшись больным, несколько дней изображая ту самую болезнь, затем поспешил в Калугу.